Зачем нужны монастыри. Истории.

Часто на форумах можно услышать, что монастыри не нужны, что это пережиток, и так далее. Не говорю уже о том, сколько грязи, как обычно, выливается в сторону монахов и монахинь.
Поэтому хотелось бы поделиться тем, что есть в монастырях и чем они живут...

Детский приют при Свято-Лазаревском женском монастыре города Верещагино — единственный приют в Пермском крае.
А сам монастырь — единственный в России в честь Лазаря Четверодневного.
Двери открыты для сирот и для трудных детей.
Волонтеры уверены: главное, что может дать приют своим воспитанникам, — это желание в будущем создать свою собственную семью.
…Этой девочке было всего двадцать пять дней.
Ее мать, сама бывшая воспитанница детского дома, в то время сильно пила. Принесла ребенка в храм к отцу Борису: вот, говорит, девочку родила, а жить негде — может быть, возьмете ее себе?
Отец Борис девочку удочерил.

Сейчас у протоиерея Бориса Кицко большая семья: шесть родных детей и десять приемных.
Но в каком-то смысле его семья еще больше, и детей в ней — сорок восемь.
Все они — бывшие и нынешние воспитанники Верещагинского детского приюта при Свято-Лазаревском женском монастыре в Пермском крае.
Судьба каждого попавшего в приют ребенка — маленькая повесть.

Однажды в Верещагино приехала женщина из города неподалеку и рассказала о своих соседях:
— Двое детей — мальчик и девочка — живут вместе с мамой. Она пьет.
И мужчин регулярно меняет.
А дети, голодные, ходят по помойкам или попрошайничают. Если денег не принесут — мать их даже домой не пускает…
Отец Борис взял детей в приют.
Старшая сестра сейчас учится в техникуме, брат — в старших классах школах.
А мама со временем одумалась — и к детям сама приехала.
Но не чтобы забрать, а чтобы остаться с ними в Верещагине — помогать, чем может.

А однажды сына-подростка в приют привезла и вовсе интеллигентная семья из Санкт-Петербурга.
Их мальчик успел пристраститься к наркотикам. Победить своими силами родители отчаялись.
В приюте мальчик пробыл три года. Наркотики бросил, возвращения к ним боится как огня.
Теперь регулярно приезжает в Верещагино в гости.

— Только не подумайте, что дети попадают в приют — и через день исправляются, как по мановению волшебной палочки, — говорит волонтер приюта Елена Ивановна Розенфельд. — Инерцию старых привычек преодолеть трудно.
Поначалу дети часто воруют друг у друга — они же так всегда делали на улице.
Иногда они просто от нас сбегают. А мы потом ищем их по вокзалам…
Дети начинают что-то в себе менять, только когда понимают: они — оказывается — нам по-настоящему нужны.

Был в приюте мальчик Саша — трудный подросток, ни одна школа не хотела его брать.
Когда Саша сбежал, а Елена Ивановна нашла его на вокзале, он спросил только:
— А Вы бить меня не будете?
— Саша, ну зачем мне тебя бить?

А через несколько лет Саша с отличием окончил среднюю школу и поступил в Высшую школу ФСБ в Калининграде.
Пришел к Елене Ивановне просить написать ему характеристику, а сам плачет — должно быть, много «прошлых заслуг» вспомнилось…
Елена Ивановна ему отвечает:
— Саша, главное, что ты стал тем, кем мы все надеялись. Ну разве это не награда нам с тобой за труды?

Один из выпускников Верещагинского приюта сейчас служит священником.
С будущей супругой он познакомился в приюте — она тоже была воспитанницей.
Несколько человек учатся в Пермской духовной семинарии.
Но большинство получают светское образование, часто среднее специальное.
Некоторые — высшее. Каждый по своим силам.
— Пусть у них очень простые профессии — газосварщик или слесарь — не это самое главное, — говорит Елена Ивановна. — Главное — все они создают или как минимум хотят создать свою семью.
Все верещагинские юноши уходят в армию.
За годы существования приюта только трое не служили — по состоянию здоровья.
Есть среди воспитанников дети с условным сроком заключения — по идее, такие должны служить в стройбате.
Но в приюте за своих воспитанников «бьются» по всем фронтам — и добиваются снятия судимости.
Ни один из приютских подростков не ушел в стройбат.

К тому же один из покровителей Верещагинского приюта — Прикамский казачий корпус.
Мальчиков с детства обучают верховой езде, владению шашкой и всем остальным казачьим искусствам.
В военном билете у каждого воспитанника есть специальная отметка о том, что перед вами — казак.
Верещагинский приют уже сумел дать миру нескольких казаков-десантников и одного казака-спецназовца.

— Вы бы видели, как наши мальчики любят своих лошадок, — рассказывает Елена Ивановна. — Ребят никаким телевизором домой не заманишь, прибегут из школы, скинут вещи — и тут же к своим скакунам.
Официально Верещагинский приют открыт при Свято-Лазаревском женском монастыре.

Как практически в любом монастыре, здесь большое хозяйство.
Им занимаются монахини, но и у каждого ребенка есть свое «послушание» — помогать: одни смотрят за кроликами, другие за козами, третьи за коровами…
Но только в свободное от уроков время.

— Обязательной у нас считается только вечерняя молитва, — рассказывает Елена Ивановна. — Исповедоваться и причащаться, само собой, мы никого не заставляем.
Главное для нас — чтобы дети не озлобились на мир, и особенно — на своих родителей. Брошенным детям не так-то просто их простить.
И помочь ребенку к этому прощению подойти — одна из главных наших задач.

Конечно, в Верещагинском приюте Православие — это основа повседневной жизни.
Но проявляется это не во внешних вещах — не в распорядке дня, не в одежде и т. д.
Никто здесь не ходит в платках и длинных юбках, никого не заставляют смиренно опускать глаза в пол.
— Нам поначалу не доверяли, — говорит Елена Ивановна, — мол, вы из детей хотите монахов сделать.
Но это не так. Нам только важно, чтобы дети не боялись Церкви и понимали, что такое вера в Бога и что она значит для человеческой души.

Первое время даже местная администрация не одобряла появление приюта.
Оно и понятно: с какой это стати молодой священник (отцу Борису Кицко был тогда тридцать один год) за такую работу берется?
Но постепенно в администрации увидели, что плоды добрые.
И проблемы стали решаться сами собой.

Верещагинский приют существует уже семнадцать лет.
Отец Борис Кицко был назначен в Верещагино в начале 1990-х.
Единственный в городе храм святого Александра Невского был построен в 1906 году, закрыт в 1937-м, и потом в его стенах сменяли друг друга кинотеатры и магазины.
Последним был магазин хозяйственных товаров.
Когда храм вернули Церкви, здание находилось в таком состоянии, будто его долго и упорно бомбили.

Начинать с нуля приходскую жизнь в глубинке всегда непросто.
А тогда — в начале 90-х — люди теряли работу, от безысходности начинали пить.
Нередкая, в общем, картина для российской провинции того времени.
Когда отец Борис увидел на улицах брошенных, оборванных, голодных детей, он не смог пройти мимо и обратился к своей общине с просьбой — не только накормить детей, но и попытаться социализировать.
Так появился приют.
Cтрогость и любовь — два слова, которые лучше всего характеризуют отца Бориса, — говорит Елена Ивановна. — Мы с детьми между собой называем его просто «папа».
И это в полной мере отражает его отношение к детям.
И отношение детей к нему.

Однажды отец Борис прочитал книгу про святителя Иоанна Шанхайского.
Во время революции этот святой вывез из России в Китай два детских приюта.
Всех воспитал и всем дал образование.
«Если святой Иоанн смог сделать такое, то и мы должны», — эта мысль давала надежду и утешение, когда приют находился в особенно тяжелом финансовом положении.
А святой Иоанн Шанхайский навсегда стал ориентиром.

Мы в ответе за них всех, — говорит Елена Ивановна. — Даже за тех, кто уже вырос и живет самостоятельной жизнью. Они все равно наши.
Это семья в полном смысле слова.
Когда наши дети идут по улице, никто никогда не догадается, что они из приюта.
Это совершенно обычные дети из большой семьи. А знаете почему?
Мы любим их всех такими, какие они есть.