Современные подвижники веры

Хочется услышать о людях, кто не словах, а на деле показывает любовь Христову к другим.
Я, конечно, читаю, в основном, информацию о православных, но знаю также, что и в других деноминациях есть те, кто свою жизнь отдает на служение окружающим людям.
А также хочется сказать, что гонения на христиан не прекращаются и поныне. Конечно. не в таких масштабах, как то было в первые века христианства, но все же есть место этому и в наш "цивилизованный" век.
Есть герои, люди веры, о которых мы мало знаем и поэтому хотелось бы узнать о них побольше.

28.12.2011 ПЛЕВЕН

В Болгарии широкий общественный резонанс вызвал телевизионный ролик о 92-летнем священнике Атанасе Аролском, который пешком ходит в окормляемые им четыре храма в горных селах,

Пожилой священник продолжает терпеливо совершать свое служение только потому, что просто никто не сможет его заменить.
Сегодня главной заботой батюшки является составление бюджета храмов.

Пока многие его собратья разъезжают в дорогих автомобилях, отец Атанас продолжает каждый день ходить пешком из села в село, чтобы укреплять веру и дух местных жителей.
Отец Атанас говорит, что Господь ему определил еще 10-15 лет службы, а потом спросит его, что он сделал для людей за это время.

В этом году он вместе со своей супругой Гинкой отметил 71 год совместной жизни и считает, что основой брака являются терпение и прощение.
«Она мне нужна, я без неё не могу. А она сможет без меня — у неё есть работа, которая не зависит от меня, а моя служба зависит от неё», — прокомментировал отец Атанас свою привязанность к жене.

Каждый день священник открывает храмы и является в них одновременно и священником, и диаконом, и клирошанином, потому что никто не хочет служить.
«Когда Бог сотворил человека, дал ему все — дал ему ум, совесть, глаза, уши, нос и уста, и все это дано ему для работы и творчества.
Но дал ему и кое-что еще - свободную волю», — ответил священник на просьбу прокомментировать нынешние скандалы вокруг Болгарской Православной Церкви.

«Есть границы, между которыми надо двигаться: вера, надежда и любовь. Если не имеешь веры, то ты будешь ликвидирован», — заключил священник.

27 декабря, 2011
:

— …Батюшка в каком-то монастыре на западной Украине усыновил 253 малыша.
— Сколько-сколько? — переспрашиваю своего собеседника.
— Двести пятьдесят три, — раздельно повторяет он. — А еще построил для них дома, основал два монастыря и строит приют для инвалидов. И при этом никогда ничего ни у кого не просит.

В этом месте мой мозг окончательно «засбоил». Или это неправда, или об этом должны знать все.
Или так: слишком красиво, чтобы быть правдой. И обидно, если это неправда.
Способ один — узнать и увидеть все самому.

Банчены — это где?

Меня опередил Патриарх.
Еще 2 октября этого года Святейший Патриарх Кирилл в ходе своего визита в Черновицкую область побывал в доме при Свято-Вознесенском монастыре в селе Банчены.

«Товарищ Риббентроп, давай рубанем здесь поровнее!» — говорят, именно такими словами в августе 1939 года Вячеслав Молотов предложил своему немецкому коллеге выпрямить границу СССР, огибавшую выступ польских и румынских земель.
Тот особо не возражал. Так образовался в Черновицкой области очень необычный Герцаевский район, где абсолютное большинство населения — румыны.
В тех краях и стоит село Банчены, и Свято-Вознесенский монастырь неподалеку от него.

«Это совершенно уникальная часть нашей страны и Церкви, — считает викарий Черновицкой епархии, епископ Хотинский Мелетий. — Местные живут своим укладом, в румынской традиции.
В селах до сих пор есть люди, не понимающие украинского языка, хотя район уже 70 лет находится в Украине.»

Руководит монастырем архимандрит Лонгин. Тот самый, кого две с половиной сотни детей называют папой.
Это правда, которая невероятней выдумки.

Монастырь на пустыре

— Наша история началась всего 17 лет назад, — рассказывает отец Амфилохий, насельник обители. - Когда отец Лонгин пришел сюда с первыми четырьмя монахами, здесь был пустырь. Но батюшку местные хорошо знали и любили — до пострига он служил по соседству, в храме села Бояны. Поэтому, когда началось строительство монастыря, помощников собралось много. Кто жил в окрестных селах, приходили на стройку, работали. Кто подальше, помогали, чем могли: и кирпичом, и бревнами, и продуктами, и деньгами.
Сейчас на территории монастыря уже семь храмов, трапезная, братские корпуса, колокольня, фонтан, вольер с павлинами, конюшня для пони…

— Так у нас же дети, потому и пони, — отец Амфилохий, как опытный экскурсовод предвосхищает мой вопрос.
— Сначала приют был в монастыре. Первых детей отец Лонгин взял еще в Боянах, и они переехали вместе с ним, можно сказать, на стройку.
Когда детей стало больше, чем монахов, начали думать о строительстве для них отдельного здания.
Нашлось удобное место в четырех километрах от монастыря, в селе Молница.
А в Боянах в то время на базе прихода образовалась женская монашеская община. Сестры начали заниматься детьми. ак и получилось, что теперь в Банченах — мужской монастырь (в нем сейчас — 86 монахов), в Боянах — женский (в нем — 120 монахинь), а в Молнице — детский приют.
Отец Лонгин — духовник обоих монастырей и приемный отец всех деток в приюте.

«Усiх дiтей любити надо!»


Лонгин — это монашеское имя. На самом деле его зовут Михаил. Михаил Васильевич Жар. Ему всего-то 46 лет, из них 20 воспитывает сирот.
— Идея приюта чья? Ваша?
— Божья, — говорит так, что веришь.
Вере ведь, в принципе, и не требуется никаких доказательств. Да и какая разница, кто первый решил собрать никому не нужных детей, кормить их, нянчить, лечить, учить грамоте и вере?

История появления в монастыре первых детей уже стала местным преданием.
У отца Лонгина (тогда еще отца Михаила) в Боянах были коровы.
В начале 90 х время было голодное. И он стал жертвовать в местный дом малютки молоко.
Медсестры в благодарность решили показать батюшке, кому идет это молоко.
Условия, в которых находились дети, потрясли отца Михаила.
Он схватил в охапку двух малышей и унес их с собой.
Так было положено начало «детскому дому семейного типа», как теперь официально называется монастырский приют, а отец троих детей, рожденных в браке, стал отцом пятерых.
Потом отец Михаил усыновил еще 27. А затем в его паспорте кончились страницы, куда записывают детей.
Следующих 224 ребенка он взял под опеку. Собирал их по всей области. Поедет куда-нибудь по делам — обязательно привезет.

— Однажды отпевал я молодую женщину, — вспоминает отец Лонгин.
— Была зима. Смотрю, после отпевания на могиле остались четверо мальчишек.
Все ушли, а они стоят совсем замерзшие, в резиновых сапожках на босу ногу и не идут никуда. На улице мороз градусов 20. А самый маленький из них был еще крошечка. Я спрашиваю: «Что вы не идете домой?» А они мне говорят: «Мы без мамы не пойдем. Нам идти некуда». Отец-то от них ушел, а мама вот умерла. «Ваша мама теперь на небесах, — говорю. — Пойдете ко мне жить?». Кивают. Ну, я и привез их в монастырь.

Как-то к воротам подбросили новорожденную девочку в коробке от бананов.
— Мама родила ее под Новый год, в коробку бросила и принесла нам. Сколько она там лежала в мороз, не знаю, — говорит отец Лонгин с мягким, певучим румынским акцентом.
— Я взял ее в руки, она была такой холодной, как камень. Совсем замерзла. Мы скорее отвезли ее в больницу. Все врачи говорили, что шансов нет. Но с Божией помощью девочку удалось спасти. Врачи сами дали ей фамилию Счастливая. А назвали мы ее Катенька.

Степку батюшка встретил в интернате для детей-инвалидов.
Безрукий мальчишка выскочил вперед и прочитал отцу Лонгину стихи собственного сочинения.
Потом он ходил по пятам за священником с матушками, а когда тот собрался уезжать, Степа прижался лицом к рясе и попросил: «Заберите меня, пожалуйста, отсюда!» Батюшка заплакал, обнял Степу и увез с собой.
Тут, в детском доме, мальчик стал читать книги. Много книг. Теперь ему нравится спорить. Матушка Елизавета ласково называет его «философом».
А его друга Ромку — «музыкантом», потому что тот играет на синтезаторе, который поставили — специально — рядом с его кроватью.
Этому мальчику трудно передвигаться. У него — ДЦП.

Но тут атмосфера такая: никто несчастным или ненужным себя не чувствует.
А что еще детям надо? Только чтобы любили тебя таким, какой ты есть.

— Мы сначала думали: ну заберем 50. Потом — 100. Затем решили — и 150 ребятишек сумеем досмотреть, но… Они ж, бедные, так настрадались за свою еще коротенькую жизнь, что сил нет у меня: знать, как им больно, и не забрать к себе!
И когда их было уже 200, считал — ну это все! Но как же «все»?.. Теперь говорю, наверное, 300 будет.

Это отец Лонгин строит планы на будущее. Свое и своих детей, будущих тоже.
— Якби мог обнять всех сирот на земле, я б це зробив, — когда он сильно волнуется, то слова по-русски и по-украински у него получаются вперемешку. — Они немощны. Их любить надо. Усіх дітей любити надо. А цим ще й допомогти, щоб вижили. Я не могу без них! Вони — моє лекарство. Не було б їх зі мною, зря б на земле тогда жил.

Он почему-то не боится усыновлять детей с ДЦП. Странный, правда? Потом стал собирать тех, на кого даже врачи рукой махнули: мол, не жильцы. Да-да, я о СПИДе.

Когда СПИД отступает

Таких сегодня в приюте 49 человек (у шестерых из них диагноз сейчас сняли).
Батюшка собирал их по детским домам со всей Украины.
«За счет» особого контингента священника статистика «детского СПИДа» во многих областях Украины понизилась, а в Черновицкой — возросла. Это же статистика, цифры, запятые. Какое ему и нам всем до нее дело, правда?

В приюте дети получают всю необходимую терапию, здесь для них — отдельный медицинский персонал, усиленное питание.
На базе приюта открыт региональный СПИД-центр, который сотрудничает с фондом «АнтиСПИД» Елены Франчук.
Батюшка, кстати, сотрудничает с огромным количеством людей. Не только в Украине. Вот, например, тому, кто побывал в любом детдоме Украины, здесь в приюте что-то кажется странным в одежде детей.
Да и одежда новая, не застиранная, по размеру. Ведь обычно в детских домах дети носят так называемую «благотворительную помощь», то есть, «секонд хенд».
А здесь батюшка заключил контракт с турецкой фирмой на поставку одежды для детей. Новой и по размеру!

Как в приюте оказались дети со страшным диагнозом?
Очень просто. В доме малютки отец Лонгин увидел красивую девочку. От нее мама отказалась, потому что дочь была ВИЧ-инфицирована.
Санитарки от нее тоже шарахались.
В патриархальном западноукраинском обществе слова «СПИД» и «смерть» — где-то рядом.

— Когда я увидел ее, мне стало очень больно, — вспоминает священник. — Она так грустно смотрела на меня, а я боялся дотронуться до нее, чтобы не принести своим детям инфекцию.
Думаю, в ту ночь отец Лонгин не спал, вспоминая эту двухмесячную девочку.
А утром попросил братьев в монастыре, чтобы они обставили как можно лучше комнату, поставили там нарядную кроватку, потому что здесь будет жить ребенок, девочка.
Маленькая Лариса — так ее звали — приняла крещение, сейчас она Филатея. Здесь, в приюте, девочка прошла курс ретровирусной терапии.
Доктора были очень удивлены, увидев недавно ее анализы: следов ВИЧ-инфекции в крови нет.
Теперь Филатея живет с остальными ребятами, перешла в пятый класс.

Как это делается?

Отца Лонгина в Банченах боготворят. Он дает людям надежду. Жить как люди. И не только тем, что воспитывает детей.
Ну, представьте себе, не Бог весть где появился монастырь, а затем — вернее, почти синхронно — детский городок, и села, которые рядом, стали газифицировать.
Газовую «ветку» к приюту перекинули через речку Прут.
Заодно и селу досталось.
— Знаю, что вы не просите помощи. Принципиально, — говорю я отцу Михаилу. — Но как получается, что у вас и у детей все есть?
— Думаю, это Господь сам ложить на серце тим, хто хоче зробити добро. Дуже багато людей в Україні добрих… Которые рядом с нами.

Вспоминает, как однажды в кухне закончилось масло.
И денег нет, чтоб купить, а готовить надо на столько душ!
За раз на одни только салаты (примерно 15-20 килограммов овощей) — «прірва олії» расходуется.
И вдруг является какой-то человек из местных бизнесменов:
«Хочу, — говорит, — помочь вашим детям, у мене своя олійниця, сулею вам приніс, беріть. Это от сердца».
Батюшка его благословил и расцеловал. Тот на радостях потом чуть ли не цистерну масла привез.

Батюшка не говорит, что первый кирпич в фундамент одной из колоколен монастыря закладывал в 2004 м тогдашний премьер-министр Украины Янукович.
Потом еще приезжал, привез гостинцев детям и домашний кинотеатр. А президент Ющенко наградил его орденом.
Орденоносному батюшке решать вопросы легче. Газ в приют протянули не без помощи Юрия Бойко и Игоря Бакая. Достучаться так высоко тоже надо уметь.

Монахини рассказывают, что «ще одна жінка, котра помогти дітям хотіла, корову привела, а друга — увесь пай, два гектари, віддала».
На этих гектарах для детского городка монахини выращивают картошку.
В угодьях монастыря, кстати, чего только нет: поля, сады, огороды, ферма, цветочные оранжереи.
Своих продуктов монастырю и приюту хватает с избытком. Излишки развозят по окрестным социальным учреждениям бесплатно.
Дети трудятся на монастырских хозяйствах наравне со взрослыми.

Что получается?

Трехэтажные здания, светлые окна, мраморные лестницы, причем оборудованные подъемы для тех ребят, кому трудно самостоятельно передвигаться. Это и есть детский дом семейного типа.
Каждый дом — разного цвета. Розовый, желтый, синий…
Внутри паркет устелен коврами. Не ковролином, а настоящими мягкими коврами.
Стены увешаны картинами: природа, религиозные сюжеты. Везде — аквариумы с рыбками. Птички поют. Много зелени.
А вокруг зданий — невероятное количество цветов.

Дети живут по четыре-шесть человек в комнате.
За каждой комнатой закреплена сестра. Всего в приюте детьми занимаются 104 человека, из которых 65 — монахини, остальные — оплачиваемые сотрудники: медсестры, повара, воспитатели.
Сам приют похож на пряничный городок. Фасады зданий, окна, подъезды — все украшено цветами.
На газонах — фигурки сказочных персонажей. На заднем дворе — игровая площадка и стадион.

Однажды младшие дети попросили у папы — отца Лонгина — ролики.
Батюшка детям ролики купил. Всем. Больше 200 пар.
Но оказалось, что кататься на роликах в деревне негде. Тогда на помощь приехали монахи из Банчен и проложили асфальт на заднем дворе приюта.
Теперь там можно кататься и на велосипеде, и на роликах, и с детской коляской гулять.

— Разве монашеское это дело — детей развлекать?
— Монашеский путь и семейный — очень разные, — соглашается отец Лонгин. — И у нас приют стоит отдельно от монастыря. Но я смотрю на своих монахов и вижу в их душе много добра.
Они знают, когда у детей дни рождения, покупают им подарки, даже просятся в гости пойти поздравить.
И я не думаю, что это плохо. Небеса радуются, если кто-то принес радость сиротке. Монах не отойдет от своей монашеской жизни, но он тоже должен давать другим добро. Это не грех.
Вы знаете, когда дети жили в монастыре, бывало такое, что люди приходят на службу, спрашивают, где отец Лонгин?
А я с детьми играю в футбол. Представляете, какой это, наверное, для людей соблазн! Настоятель — и в футбол вместо службы. А что делать? «Папа, давай играть в футбол!» — как тут откажешь?
Я думаю, Господь простит мне этот грех, если это — грех. Без милосердия никто не спасется. Никто.

Что будет?

Старшую воспитанницу, «доню», года четыре назад первой выдал замуж за хорошего парня, кстати, из соседнего села.
Столы накрыли, гостей позвали — наверное, с тысячу приехало. Или больше. Весь район гулял.
Через год — опять свадьба: другую дочку выдавал. Потом еще…

А сколько еще свадеб предстоит, где «тато Михайло» будет сидеть на почетном месте, как и положено отцу, и гордиться «своїми дітьми»!
— Ось тоді буду спокійний, як вони усі сімейними стануть. І на свята до мене з’їдуться!.. Оце щастя! — мечтательно говорит священник.

Конечно, скептик скажет, что врачи могли ошибиться с диагнозом маленькой Ларисы.
Как в еще пяти случаях.
Конечно, дети, излечившиеся от ДЦП, плавая в настоящем бассейне на территории семейного дома, ничего не доказывают.
И уж, само собой разумеется, что вера в Господа и молитвы отца Лонгина, монахов и монахинь его монастыря, которых дети называют «мамами», помощь всех, кто почти 20 лет им помогает, тут ни при чем.
Не буду спорить. Тогда и вы не спорьте, что отец Лонгин, берущий без разбору на кормление и воспитание детей с «букетами» болезней — от ДЦП до СПИДа с врожденным гепатитом — и даже если не спасающий их от смерти, то продлевающий им жизнь в заботе и любви, — святой человек. Договорились?

К 46 годам отец Лонгин перенес три инфаркта и две операции на сердце. Кто-то держит его на нашей грешной земле… Вы, случайно, не знаете — кто?

МЮНХЕН.
4 и 5 февраля, когда Мюнхенский Кафедральный собор РПЦЗ отмечает свой храмовый праздник — День памяти свв. новомучеников и исповедников Российских, состоялся заключительный торжественный акт местного прославления мученически убиенного в 1943 г. Александра Шмореля (род. 1917) - уроженца Оренбурга и активного участника антифашистской организации «Белая Роза».

4 февраля более сотни прихожан и паломников прошли крестным ходом от Кафедрального собора на расположенное рядом кладбище «Ам Перлахер форст», где находится могила казненного нацистами Александра Шмореля, а также могилы других участников «Белой Розы».
Здесь состоялась панихида по убиенному, после которой в соборном храме состоялось всенощное бдение, во время которого на середину храма была вынесена икона новомученника Александра (иконописец — Пауль Дроздовски) и исполнен тропарь новомученику Александру Мюнхенскому.

5 февраля в праздничном богослужении участникам торжеств был зачитан текст приветствия Первоиерара Русской Зарубежной Церкви владыки Илариона, митрополита Восточно-Американского и Нью-Йоркского, призвавшего молитвенно обращаться к новоявленному святому – «ходатаю нашего исправления, обновления нашей жизни и наших внутренних сил».
В прозвучавших с амвона собора проповедях и речах подчеркивалось, что своей самоотверженной жизнью, подвигами и мученической кончиной св. Александр Шморель засвидетельствовал свою любовь к Богу.

Крещенный в Православии Александр Шморель после переезда с родителями в Германию был прихожанином Мюнхенского прихода, куда он приходил со своей русской няней и сводным братом Эрихом.
Во время нацистского режима распространяемые Александром и его коллегами листовки "Белой Розы" свидетельствовали о противопоставлении христианских ценностей и культуры нацистскому оккультно-языческому варварству.

26 февраля 1943 г., на второй день после ареста, Александр заявил на допросе:
"В первую очередь я хочу снова подчеркнуть, что я по своему мышлению и чувствованию больше русский, чем немец.
Но я прошу учитывать, что я не отождествляю Россию с понятием большевизма, напротив я - откровенный враг большевизма".

Когда его схватило гестапо, ему было 25 лет.
Свиток в руках у юноши в белом одеянии - предсмертное письмо.
Студент-медик Александр Шморель, изменник Рейха для гестапо, мученик - для верующих, а для друзей просто Шурик на иконе рядом с оптинскими старцами и царем Николаем II.
"Белая роза", так назвали юные медики свою антифашистскую организацию, наводнила нацистскую Германию листовками.
В них юные врачи взывали к чести и совести солдат и офицеров Вермахта.
А народ призывали к покаянию. Их выследило гестапо.
Судили быстро. Приговор: смерть под ножом гильотины.

Сложно себе представить, что Александр Шморель не знал, чем это все закончится.
Вот так просто разбросать смертельно опасные листовки на глазах у всех - тех, кто даже при встрече вместо того, чтобы сказать "здравствуй", застывал в нацистском приветствии.
В Мюнхенском университете в том месте, где упали листовки - мемориал в память казненных студентов.
О трагической истории "Белой розы" и русском немце Александре Шмореле здесь знают все.

Александра Шмореля казнили 13 июля 1943 года.
На его могилу до сих пор приносят белые цветы.
В память о борьбе за свободу, за которую он отдал свою жизнь, свободу, о которой он так мечтал, и которую так и не увидел.

Перед мученической кончиной Александра Шмореля его исповедовал и причастил священник мюнхенского прихода Александр (Ловчий).
Из находящейся недалеко от Кафедрального собора тюрьмы "Штадельхайм", где на гильотине состоялась казнь Александра, 13 июля 1943 г. им было написано последнее письмо родителям и через них всем своим близким.
В нем такие строки:
«…по воле Божией мне следует сегодня завершить свою земную жизнь, чтобы войти в другую, которая никогда не кончится и в которой мы все опять встретимся…
Немного часов, и я буду в лучшей жизни, у своей Матери, и я не забуду Вас, буду молить Бога об утешении и покое для Вас.
И буду ждать Вас! Одно особенно влагаю в память Вашего сердца:
Не забывайте Бога!!!»

20.02.2012
Ник Вуйчич христианин без рук и ног, который стал известен своим впечатляющим свидетельством, женился на Канаэ Мияхаре.
Ранее 29-тилетний Ник на своей странице Facebook заявил, что обручен и собирается жениться.
Сейчас молодожены проводят свой медовый месяц на Гавайях.

Ник объездил более 26-ти стран, выступая в школах, университетах и других организациях.
Ник Вуйчич участвует в телешоу и пишет книги.
Его первая книга "Жизнь без ограничений: Вдохновение для абсурдно хорошей жизни" вышла в 2010 году.
"Самым большим благословением моей жизни, после самой возможности жить, быть спасенным и иметь общение с Богом является моя помолвка с Кани",- сказал Ник.

Ник Вуйчич родился без конечностей, с синдромом Тетра-Амелия - редким заболеванием, характеризующимся отсутствием обеих рук и ног, что означало мало надежды на нормальную жизнь.
Он родился в семье верующих сербских иммигрантов в Мельбурне, Австралия, но сейчас пара живет в Калифорнии.

Причем ранее он страдал от депрессии из-за своей физической ограниченности.
Ему приходилось с трудом осваивать простые ежедневные задачи, которые люди делают не задумываясь: писать, чистить зубы.
Но многое изменилось с тех пор, Ник Вуйчич став христианином переборол свое отношение к жизни.
Он ездил, проповедовал по миру о вере в Бога, написал книгу "Жизнь без конечностей". И теперь нашел свое счастье!

11.02.2012
Лидер христианского служения "Мама Мэгги" Гобран по инициативе нескольких членов конгресса Соединенных Штатов номинирована на получение Нобелевской премии мира 2012 года за свою бескорыстную помощь людям в трущобах Каира.
"Госпожа Гобран – это женщина, которая неустанно работает и уже послужила тысячам египтян, большинство среди которых дети", - говорится в письме, направленном норвежскому Нобелевскому комитету.

Гобран является основателем служения "Дети Стефана", расположенного в Каире, которое посвящено помощи семьям, живущим в трущобах Каира, а также помогает бедным сельским общинам Верхнего Египта.
Местные жители ее называют "Мама Мэгги" или "Мать Тереза из Каира".

"Именно благодаря ее глубоким религиозным и моральным качествам, удалось создать организацию, которая ходатайствует за самых бедных, отчаявшихся и уязвимых групп населения Египта".

"Дети Стефана" предоставляют помощь более чем 25 000 семей в Египте. Только в 2010 году "Дети Стефана" оказали свою посильную помощь людям через 80 клиник, 80 центров образования, 65 лагерей и 5 профессиональных центров.

Их проекты направлены на оказание медицинской и образовательной помощи бездомным детям в трущобах Каира и в других беднейших местах Египта.

21.02.2012
Священник австралийского происхождения отец Роберт МакКалох из Миссионерской общины Колумба награжден высшей гражданской наградой Sitara-e-Quaid-e-Azam, которой правительство Пакистана награждает иностранных граждан "за заслуги в здравоохранении, образовании и межрелигиозных отношениях".

Отец Роберт МакКалох работал в Пакистане до декабря 2011 года более 30 лет.
Он был председателем административного совета больнице Св.Елизаветы, оказывающей медицинские услуги населению в Хайдарабаде и сельских районах провинции Синд.
Он также организовал первую медицинскую программу в сельской провинции Синд, которая обеспечивает домашний уход за неизлечимо больными раком.

Среди других его заслуг - значительный вклад в сохранение языка Тарпаркер, известного как Паркари Коли.
Священник работал с экспертами всего мира, чтобы вернуть этот язык в письменность.

Во время наводнения 2011 священник организовал оказание продовольственной и медицинской помощи тысячи семьям на юге Пакистана и строительство жилья для пострадавших от наводнения.

Мирянин-миссионер погиб, спасая детей

В Эквадоре погиб мирянин-миссионер испанец Педро Мануэл.
Ему было 42 года. Он принадлежал к сообществу Hogar de Nazaret (Назаретский Дом).

На берегу моря играли семеро детей и их затащило на глубину мощной волной.
Миссионер погиб, спасая их.
В г.Квининде, где и случилось несчастье, Педро Мануэль работал 14 лет с детьми улиц, а в последние годы работал директором школы.

Москва. 15 февраля.
Известный миссионер и богослов, протоиерей Олег Стеняев рассказал, как несколько раз был в шаге от смерти.

"Под новый, 2000-й год нас около леса остановили боевики. Мы ехали на микроавтобусе, шел дождь, и вдруг на дороге показались вооруженные люди в камуфляже.
Все бородатые, с зелеными повязками. "Куда едете? Кто такие?"
А я там уже был не первый день и до этого раздавал вещи и продукты в Грозном", - отметил отец Олег.

Один из чеченцев узнал его и сказал: "Он не продает, он вправду раздает крупу, сгущенку, одежду детям".
Услышав это, старший разрешил двигаться дальше, но мотор заглох.

"Подошел боевик: "Чего не едете?"
- "Что-то с мотором".
- "Сейчас наш механик посмотрит".
Выходит из леса чернокожий человек, настоящий негр с пулеметом.
Пулемет положил на землю и начал с нашим водителем в моторе копаться.
А следом вышла целая толпа чеченцев - все с оружием, говорят между собой, на нас показывают. Думаю: дело плохо", - продолжил священник.

Тогда в плену сидели трое православных священников.
Опасаясь, что следующим станет он, отец Олег решил заранее глотнуть спирта, "чтоб согреться".

"После этого вылез из машины, подошел к толпе и спрашиваю:
"А почему наших священников в плену держат?"
Мне чеченец отвечает: "Это не священники, а парашютисты".
- "Как?"
- "Да я их видел, такие подтянутые, спортивные - это ФСБ-шники. А тебя здесь никто не тронет".
Я удивился: "А как вы решаете, кто парашютист, а кто нет?"
- "Ну, это сразу видно! Вот ты - настоящий русский поп: толстый, пьяный, наглый и ничего не боишься! Если кто тебя тронет - его Аллах накажет!"
Я вернулся, сел в машину, они ее подтолкнули, и мы поехали дальше", - рассказал он.


В 1993 году отец Олег создал Центр реабилитации жертв нетрадиционных религий, куда обращались сотни людей, пострадавшие от сектантов.
Тогда в Москве шел судебный процесс, решался вопрос о закрытии в России "Аум Синрикё", а в Центре как раз проходили реабилитацию бывшие аумовцы.
Их консультировали и направляли в суд как свидетелей.

Судебный процесс выиграли: секта была запрещена.

"На меня, видимо, сильно разозлились.
Иду как-то из своего храма на Большой Ордынке, и вдруг вплотную ко мне подъезжает "Вольво". Открывается дверца, и двое крепких мужчин с характерной восточной внешностью начинают силком втягивать меня в салон.
А я с моими габаритами не поддаюсь, застрял.
Тут мимо проходил наряд милиции.
Мне даже не пришлось звать на помощь - японцы увидели, сами вытолкнули меня наружу и уехали", - отметил отец Олег.

На следующий день он поехал в офис аумовцев на Звездном бульваре.

"Говорю: "Вчера меня ваши ребята хотели в гости пригласить. Так я сам приехал. Может, какие вопросы есть?"
Мне отвечают: "Это не мы. Это - Сакагая!"
- "Какая Сакагая?"
- "Это секта. Они портят нам все! Они хотели вас похитить, может быть, убить - и все свалить на нас!"
Я говорю: "Представьте ситуацию: в центре Токио русские старообрядцы ведут разборки с православными, и чтобы скомпрометировать православных, берут в заложники монаха-синтоиста. Как к этому отнесется японская общественность?" - "Очень плохо", - отвечают мне японцы".
По его словам, тем дело и закончилось.

Прочитав эту заметку, вспомнила знакомую, которая живет недалеко от меня. В Хэллоуин пошла на посвященную этому празднику дискотеку, упала и сломала ногу, да так неудачно, что прошло уже несколько лет, а с ногой до сих пор проблемы, требуется третья операция.
28 октября с.г., в день сатанинского праздника Хэллоуин, пришедшего в Россию с запада, в редакцию «Вестника» зашла молодая женщина, представилась Эвелиной и показала листок-объявление.

Из него следовало, что «28 октября в ДМО в 19.00 стартует шабаш.
Вход 50 руб. Ведьмам, чертям и прочей нечисти - 40 руб.».
То есть тем, кто придет на дискотеку в костюмах нечисти, - скидка 10 руб.
От такого объявления аж холодок пробежал по спине: во что превратились наши школы и молодежные учреждения?!
Раньше они учили нравственности и патриотизму, а теперь - беснованию и сатанизму?

- ...Такие листовки были развешаны по всем школам города, в техникуме, в училище, на улицах, - с болью в голосе рассказала Эвелина. - Вы посмотрите, какие они зловещие: выполнены в черных тонах, тут летит ведьма на метле, тут - замок с призраками, там - тыква-светильник.
И надпись: «Этот вечер наводит ужас...»
На кого? На 15-16-летних подростков, которые придут в ДМО.
Да у них и так психика не в порядке: вон сколько вокруг нервных и агрессивных.
Кроме мата, других слов не знают.
Зачем приучать их общаться с демонами, если они и без того страдают от пьянства и разврата? Почему никто не контролирует, чему учат детей в государственных заведениях?..

В тот день Эвелина (заметьте, одна из 48 тысяч жителей Отрадного!) обошла весь город. Побывала в школах, техникуме, милиции, администрации, больнице, отделе культуры, ДМО - своими силами, в одиночку пыталась предотвратить «шабаш с нечистью»:

- Но никто меня не поддержал, как будто всем все равно, что творится вокруг.
Как будто не наших детей это касается, а чьих-то чужих.
К вечеру я так устала, так была расстроена. Как непробиваемая стена перед тобой...
Ты стучишь, кричишь из последних сил, а никто не слышит.
Один только священник в храме напутствовал меня:
«Идите с верой и скажите организаторам: им будет плохо.
Дьявол снизойдет на них, если будут проводить такие дискотеки».

Я пошла и передала им эти слова, они как раз заседали в кабинете за столом.
Они приняли это молча, я сразу ушла.
В милиции мне сказали, что обычно такие мероприятия заканчиваются в 22.30.
И вот в десять вечера мы с мужем едем мимо ДМО и вдруг видим надпись на дверях: «Дискотека отменяется. Нет воды».
Вы не представляете, какая была на душе радость!
Бог услышал наши молитвы, что-то изменилось, и объявленный «шабаш» не состоялся...

01.02.2012
В Подберезье отец Георгий восстанавливает храм Смоленской иконы Божией матери.
Под ногами вместо пола - земля. Окна затянуты пленкой.
Чтобы возродить храм, построенный еще в 1728 году, священнику пришлось зарегистрироваться на "Фейсбуке".

В жизни, имеющей контуры безысходности - разрухи, запустения, отсутствия средств - особенно в тех местах России, которые мы именуем ставшим почти географическим названием "дыра", есть одно малозамечаемое преимущество: ею не управляют лозунги, реклама, копирайт.
Здесь наступают пределы манипуляции.
Может быть, поэтому здесь возможны почти чудодейственные сюжеты воссоздания дома, храма, духа, культуры, жизни.
Как это произошло в истории отца Георгия (Парфенова) из села Кутуково Владимирской области.

К отцу Георгию нас сопровождает Стас - человек, ушедший из шоу-бизнеса. Работал с Параджановым, знает Михалкова, вместе со Стасом Наминым выпускал журнал, зарабатывал "бешенные бабки".
Однажды понял, что все - не то.
Бросил работу, с верой в Бога ушел ни с чем, в никуда.
Теперь снимает свадьбы и документальное кино. Один из его фильмов будет об отце Георгии.

По пути к храму Стас бесконечно философствует о причинах падения морали в современном обществе.
Убежден, что во время СССР с нею дела обстояли лучше.
- Тогда душа человека была заполнена. Ее грамотно заполнили идеологией, а сейчас? - рассуждает Стас. - Она начинает заполняться самой собой и получается хаос. А все потому, что все резко захотели денег.

Пока свадебный оператор объяснял причины деморализации общества, мы добрались до села Кутуково, где живет и служит отец Георгий.
На улице ни души. На вершине холма - храм.
У ворот - священник. Он очень серьезен, но в бороде тщательно прячется улыбка.
У входа в храм крупными буквами маячит объявление:
"Все таинства совершаются бесплатно. Все записки подаются бесплатно".
Храм святителя Николая отцу Георгию передали 10 лет назад.
Ему удалось вернуть измученной церкви прежний облик.
Правда, привести в порядок удалось лишь одну половину. Другую еще предстоит отремонтировать.
- Вот здесь, - отец Георгий показывает на сохранившиеся перегородки, - были кабинеты, а там, где алтарная часть, - указывает он на подгнивший пол, - туалет.
В 95-м году у меня было рукоположение, тогда же меня десантировали сюда, без копейки в кармане.
Этот храм был заперт, а недалеко стояла старая столовая, мне велели сделать из нее храм.
У меня даже эскиз остался - где расположить алтарную часть, как купол сделать.

Чтобы восстановить один из залов храма, отцу Георгию пришлось научиться выкладывать плитку.
Распиливая собственноручно керамическую плитку, он надышался вредной пыли и заработал силикоз легких.
Профессиональную болезнь шахтеров.
Как нормальный земной человек я не совсем понимаю, как можно было заполучить тяжелую болезнь, совершая столь Богоугодное дело?
Но потом было исцеление.
Отец Георгий показывает на иконы святых Георгия Победоносца и царя-мученика Николая II и говорит, что они появились в храме благодаря болезни.
- Написал как раз в период обострения, когда Господь меня поставил между небом и землей.
Чем ближе к смерти, тем ближе к Богу.
И жизнь другая, и молитва другая, и состояние. Я понимаю, что сейчас так никогда не напишу.
А тогда кисть сама писала.
Бывает такое прекрасное чувство, у поэтов и художников, когда их посещает Господь.
А вообще была интересная история, как я стал священником, - озорным взглядом смотрит на меня отец Георгий.

- Представь, я - художник. Сижу у печки, курю "Приму", впереди вся жизнь. Одна женщина здесь была, может, блаженная, - в общем, приходит она ко мне и говорит:
"Юра, ты должен ехать в епархию".
Я, естественно: какая епархия?!
Долго сопротивлялся... Но у нее какой-то конфликт получился с киноархивом, и она решила, что я - единственный человек, который может поехать к владыке и сказать, чтобы архив отсюда съезжал - церковь должна быть церковью.
И вот я с "Примой" в зубах и нулевым знанием о вере, приезжаю в епархию. "Ну что", - спрашивает меня басом владыка.
"Да вот, говорю, женщина тут одна ненормальная отправила меня к вам зачем-то, а мне на этюды надо, и козы у меня, сено...".
"Ну что ты, Георгий, - говорит он, - какие козы, тебе в семинарию надо".
Я говорю, у меня денег нет даже на автобус, чтобы к вам приезжать.
Одежда у меня была - телогрейка и кирзовые сапоги с портянкам, богемный художник. У меня была другая задача в жизни: в первую очередь - искусство, я им жил с детских лет.

Помню, мне лет 5, мы с мамой во Владимирском универмаге, я выпрашиваю у нее тюбик фиолетовой краски.
Не знаю зачем, но очень хочется.
Тюбик был куплен, я вымазал им деревянную линейку и наслаждался запахом краски, как женщина духами.

- Вообще я тебе как священник и как человек, который много чего пережил, так скажу: самое прекрасное - это почувствовать любовь Бога к себе.
И попробовать передать ее другим.
Больше в жизни вообще ничего не нужно.
...Я плохо видел оттенки цветов, нюансы.
Всегда по-хорошему завидовал своим друзьям-художникам: они там где я лишь небо голубое видел, высматривали желтые, фиолетовые, зеленые оттенки!
Один раз сижу, пишу этюд, козочки пасутся, девочка, домики.
Вижу, что все гармонично, но увидеть нюансов не могу.
А как только смирился с этим, мне как будто пелену с глаз убрали - увидел все.
Даже рот раскрыл - и быстрее за кисточку схватился.
Крыша - рубероид черный, - а там и фиолетовый, и блики от неба идут! Картины, что у меня дома, около 70 работ, были написаны буквально за год, а случилось это так.
Я ехал из владимирской тюрьмы от зеков.
"Батюшка, - говорят они мне, - мы храм построили, а ты нам, типа, в натуре, красочки не привезешь?". "Базара нет, - говорю, - привезу".
И поехал покупать браткам краски.
Только что-то у меня внутри шевельнулось, и я понял, что попал.
В общем, взял краски им и себе, и начал писать.
И за год написал все эти картины. Когда Господь дает, все получается.
- Потом уже, правда, обратный эффект получился, - признается священник, - когда Господь мне это открыл, я понял, что рисовать бесполезно.
То, что видит глаз, - невозможно передать кистью.
Но поскольку я без этого уже не могу, как курильщик без сигареты, я все равно беру кисточку.
Мне так спокойнее становится, а если не рисую, у меня как в песне у Ваенги "внутри все бродит-ходит и места не находит".

- Царские врата, - показывает священник храм села Подберезье, который он тоже восстанавливает, - подарок тех самых владимирских зеков, которые у меня красочки просили.
Еще интересная история, до нас тут решетки с окон начали растаскивать.
Так мои помощники табличку сделали: "Того, кто возьмет что-нибудь из храма, настигнет кара Божья".
На следующий день сломанная решетка стояла у ворот.

Чтобы возродить храм, построенный потомственными дворянами из рода генерала Орлова, священнику пришлось зарегистрироваться на "Фейсбуке".
- С Божией помощью и с помощью Фейсбук нам удалось за сезон собрать 1 миллион 300 тысяч рублей, - говорит он. –
Там оказалось очень много отзывчивых людей, которые по копейкам собрали эту сумму.
И я понял, возродить храм можно без богатых спонсоров, была бы добрая воля простых людей.

В пустом амбаре копошатся два мужичка.
С горем пополам выясняю, что в селе 86 домов, совхоз развалился, работы нет, в храм ходить некогда.
-Чем же все заняты? - не отстаю от мужиков.
- Пьют, - с вызовом бросают они. - С горя. Работать местные ездят во Владимир. Полчаса на автобусе в один конец - 41 рубль. Чтобы пачку сигарет в день купить, зарплата должна быть не меньше 15 тысяч.
И взявшись за дрель дают понять, что разговор окончен.
Через дорогу - местный магазинчик. Две дамы разговаривают через прилавок.
- Храм у вас красивый, - начинаю разговор, - бывали там?
Дама-продавец, глядя на меня с подозрением, выдавливает "нет".
"А когда ходить-то?" - искренне удивляется покупательница.
Как же так - столько сил вложено в восстановление, а люди даже не желают знать, что там, за стенами. Кроме того, регулярно сочиняют доносы на "попа".
- Сейчас происходит окончательный выбор: нужен человеку Бог или нет.
В 90-е годы в храме с семи утра до четырех вечера было не протолкнуться. Желающих было столько, что не успевали исповедывать.
Сейчас же вокруг восхваляется комфорт - "мы достойны этого шампуня", "ты достоин этой машины".
Люди, вероятно, не того искали в вере.
На исповеди каятся в грехах "Кусок селедки съела!".

А с бабушками у меня тут такая борьба была!
У меня аж сердце болело после этих разборок.
Но теперь любой может войти, и никто к нему не придерется.
На службе - тишина. А то, как в пчелином улье "у-у-у-у-у-у", ничего не разобрать.
И давно перестал венчать и крестить без приготовления.
Пока не увижу, что человек готов, крестить не буду.
- Как же вы поймете, что он готов?
- По глазам увижу. По человеку видно, искренне он хочет или для галочки.
Я спрашиваю у своих прихожан: зачем ребеночка крестить, а мне отвечают: "ну чтоб не болел, не плакал".
Это все язычество наше виновато.
Бог, он все дает, только мы не видим и не понимаем. Нужно бы пойти за Богом, а мы говорим, не-ет, мы будем на диване лежать, но чтобы у нас все было.
А надо жертвовать. Чем? Привычками, страстями.
Бог среди нас, ты к нему только руку протяни, он к тебе две руки тянет.
Бог говорит просто: дай мне свое сердце и все.
Ему не нужны ни свет, ни золотые купола, ни красивые тексты - только сердце.

Кстати
В 1917 году в России насчитывалось 78 тысяч храмов и 1253 монастыря (по данным Wikipedia).
В 1991 году в оставалось около 7,5 тысячи храмов и 16 монастырей.

31 января 2012 года
«И тогда служение обретает смысл»

Медицинская сестра – самый близкий больному человек в реанимации, именно она всегда рядом.
Состояние одиночества особенно остро переживается в болезни.
И если больной ничего не говорит, это не значит, что он ничего не чувствует. Реанимационные больные умирают не в кругу семьи, а на больничной койке, когда рядом нет их родных.
И задача медсестры окружить больного таким вниманием и лаской, чтобы смягчить его боль, отодвинуть одиночество.
Когда рядом медсестра, которая сопереживает умирающему, у него остается возможность подумать о чем-то более важном, оценить прожитую жизнь, подготовиться к смерти. А боль, одиночество уходят на второй план.
Наши сестры всем больным предлагают исповедаться, причаститься. Батюшки специально дежурят в больничном храме. Сестры их зовут в реанимацию и днем, и ночью.

И еще: если в других отделениях с больным можно общаться, то в реанимации он обычно находится без сознания.
А медсестры стараются увидеть в нем человека, личность, узнают историю болезни.
И воспринимают смерть не просто «ну, умер, и что? у нас тут многие умирают», а как важнейшее для него событие.
Находясь в палате, сестра не может расслабиться.
Привозят настолько тяжелых больных, что от ее собранности зависит человеческая жизнь.

Начало

Мы с подругой Ольгой вместе окончили медучилище и непременно хотели работать в Первой Градской, где только-только открыли первый больничный храм.
У нас было на то благословение духовников. Мы оказались первыми воцерковленными медицинскими сестрами, которые пришли в отделение реанимации хирургии.
Наивные энтузиастки, мы хотели послужить ближнему, но на самом деле все оказалось гораздо сложнее.

Это было в начале 90-х годов.
Время, когда открывались храмы, люди искренне искали возможности послужить другим… Сколько прекрасных встреч вспоминается сейчас.
Это было счастливое время.
В сестры милосердия шли зрелые люди. У многих было высшее образование, некоторые уже учились на катехизаторских курсах, которые потом были преобразованы в Православный Свято-Тихоновский Богословский институт, а затем в Университет.
Все студентки Свято-Димитриевского училища работали в больнице, выбирали самые сложные отделения – травматологию, неврологию, реанимацию.
Так что медсестрами у нас работали и взрослые женщины, и юные девушки, аккуратные, заботливые, при этом очень жизнерадостные, улыбчивые.
И эта радость, теплота нужны больным, они дают огромное утешение.

Прежний директор училища говорил будущим сестрам:
«Вы должны входить в палату радостными, а не с мировой скорбью на лице. Но не с той радостью, когда войдя в палату поправить капельницы, вы слышите от больного нетерпеливое "дай мне утку!", и вся ваша радость тут же испаряется, – нет, вы должны все бросить и с готовностью помочь больному».
В то время уже шли богослужения в первом больничном храме.
Отец Аркадий Шатов (ныне Владыка Пантелеимон) приходил крестить, исповедовать и причащать больных.
Помню нашу первую больную, которую мы старались подготовить к крещению.
Звали ее Елизавета. Помню, как впервые с разрешения профессора кафедры повесили иконы в палатах.
Причем мы выбрали место над дверью с внутренней стороны, чтобы входящий в палату их не заметил, а больным и сотрудникам они были видны. С какой благодарностью вспоминается сейчас та готовность врачей и сестер оказывать нам поддержку, их доверие, нами тогда еще незаслуженное.
Как многое давалось нам авансом…

«Научитесь читать историю болезни»

Вот один из моих первых уроков.
На кафедре в ординатуре учился и работал в отделении дежурантом доктор Сергей Вычеганович.
Сам он был из Грозного, где в то время уже разгорелся военный конфликт.
И вот поступает к нам в отделение больная, которая поначалу показалась мне капризной и нервной.
Я сказала об этом Сергею Вычегановичу.
Он раскрыл передо мной ее историю болезни и указал на то, что она из «горячей точки», как и он сам.
Ему несложно было понять ее состояние, и он мягко объяснил мне: «Думаете, человек, переживший такое, может вести себя спокойно, когда попадает в критическую ситуацию? Понимаете, она всего боится сейчас, ей всё больно… Научитесь читать историю болезни, тогда многое поймете».
Его слова стали для меня уроком, который запомнился на всю жизнь.
Изменив свое отношение к той больной, я вскоре увидела, что мне стало гораздо легче за ней ухаживать.
Видимо и она ощутила эту перемену.
У нас появилось то взаимопонимание, которое так необходимо для успешного выздоровления.

Пришло время, когда Сергей Вычеганович крестился в нашем больничном храме. Оказалось, он уже давно всерьез думал о Крещении.
Попросил помочь креститься у нашего тогда еще батюшки Аркадия.
«А почему именно у него?» – спросила я.
«Знаете, я заметил, что когда отец Аркадий входит к нам в палату, там что-то меняется. Не могу объяснить словами, что именно. Больные не выздоравливают разом, нет, всё идет своим чередом. Но в палате с приходом отца Аркадия воцаряется мир… Для меня это удивительно».

Наступило время, когда к нам в отделение стали приходить на работу православные медсестры и медбратья.
Появилась «реанимационная семья». Постепенно всё отделение стало православным.
Но это не приводило к его замкнутости. У медперсонала сложились прекрасные отношения с другими отделениями.
Не все, конечно, понимали верующих, но агрессии не было.
На самом деле, я уверена, что разделение на церковных и нецерковных медсестер в корне неверно.
Есть великолепные светские сестры, которые удивительно ухаживают за больными, дарят им не меньше тепла, чем верующие.
У них можно только поучиться. Очень важно, чтобы милосердие было профессионально деятельным.

«Семейный» переезд

В 2006 году многие сестры по приглашению перешли на работу в больницу Святителя Алексия, из реанимации хирургии – почти все.
Помню первое большое испытание на новом месте.
В начале 2007 года в больницу по «скорой» в тяжелом состоянии поступил Чешский архиепископ Симеон (Яковлевич).
В реанимации шла настоящая битва за его жизнь.
Круглосуточная, почти ежечасная сводка о состоянии больного передавалась отцу Аркадию и главному врачу Екатерине Яковлевне.
Срочно обращались к духовной и медицинской помощи. Владыке провели сложную операцию. И к счастью, по молитвам отца Аркадия и всех-всех, его состояние улучшилось.
Сколько горячих молитв было вознесено в Алексеевском храме хирургического корпуса...

Мы тогда устроили индивидуальный пост реанимационных сестер. Присоединились и те, кто раньше работал в реанимации, и сотрудники других отделений больницы, и наши верующие друзья.
Владыка Симеон до сих пор с особой отеческой теплотой относится к нашим медсестрам, по-прежнему называет их «мои ангелы».
Когда ему стало легче, и он уехал, наступило время активной переписки. Летом Владыка пригласил сестер приехать в Чехию.
Они были очень довольны, прекрасно отдохнули, посетили святые места, познакомились с православной чешской молодежью.
Наши встречи продолжаются и теперь.
Этим летом Владыка просил передать сестричкам номер своего телефона, чтобы у них всегда была возможность попросить молитв Архиерея.

«Ты не имеешь права отступить»

Наши медсестры очень независимо себя держат. Со стороны они производят особое впечатление.
Представьте себе, юная девушка – медсестра реанимации, где надо проявлять особое мужество, чтобы достойно исполнять свою работу.
В этом есть свой шарм, наверное.
Эти хрупкие девушки выдерживают такое, от чего некоторые мужчины могли бы упасть в обморок.
Здесь раны, операции, кровь и смерть. Ты не имеешь права отступить.
Ты больше не принадлежишь себе, твои страхи, трудности уходят на второй план.

Наши юные сестры во многом бывают романтично настроены, когда приходят работать в реанимацию.
Но надо сказать, «черная работа» их не отталкивает, они выдерживают порой просто героически.
А в беседах за чаем с батюшкой, становится ясно, что наши медсестры – не «амазонки», а обычные девушки.
Они так же хотят выйти замуж, родить детей, быть хорошими матерями и женами.
И многие из них потом говорят, что работа в реанимации дала им особую закалку и собранность, умение быстро концентрироваться.
Это помогло им в семьях, особенно многодетных, когда за всеми надо уследить и не растеряться, если, не дай Бог, что-то случилось.

У медсестер реанимации голова вертится на 360 градусов и уши, как локаторы, потому что звуки в этой профессии тоже очень важны – слабый стон больного, звуки аппаратуры и так далее.
Кстати, наша статистика показывает, что «в реанимации» – счастливые браки, и их уже много.
На всех родилось более 60 детей. Многие наши медсестры стали многодетными матерями, а медбратья – отцами.
У кого трое, у кого четверо, а то и больше. Наше отделение самое богатое на свадьбы.
Как это было в первой Градской, так и остается в больнице Святителя Алексия.

Увидеть не только страдания

Мне кажется, традиции очень важны, потому что наши медсестры все время видят страдание.
К этому нельзя привыкнуть. Работать здесь очень тяжело, даже физически. Поэтому как важно переключиться, отдохнуть, наполнить свою душу радостью, увидеть не только страдания.
Одна из самых любимых и давних традиций – это наши паломнические поездки.
Мы ездим практически всем отделением.
Первое паломничество было в Зосимову пустынь, куда нас пригласил один монах, прошедший через нашу реанимацию.
Потом были Лавра, Новый Иерусалим, Саввино-Сторожевский монастырь – всего и не упомнишь.
Летом удавалось ездить чаще.
Мы старались делать однодневные поездки, чтобы надолго не уезжать.
Когда сестры начинали изнемогать, они просили: «Ну когда же мы поедем?..» и я чувствовала: надо.
А уж потом они как на крыльях летали.

Как-то у нас в Первой Градской было очень трудное лето: мало сестер (многие ушли в отпуск) и много больных.
Появился страх, что не хватит сил. В среднем необходимое количество сестер было 17-18.
Со стороны кажется, «ой, как много…». А мне думалось: «Ой как мало». Надо бы еще, чтобы они могли больше отдыхать».
Но вот мы съездили в паломничество, а потом пришлось открыть дополнительно вторую палату.
Предупреждаю сестер: «Девочки… придется» – «Ничего, прорвемся», – спокойно ответили они.
Я поразилась: слава Богу! То есть поездки дают радость, они словно глоток свежего воздуха, благодати.
Что замечательно, наши медсестры и в отпуск тоже ездят отдыхать вместе, то есть они и вне работы – хорошие подруги.

У нас часто проводятся молебны, это традиция существовала и в Первой Градской.
А первый молебен в больнице святителя Алексия состоялся на Лазареву субботу. Она стала как бы днем реанимации, мы особо почитаем эту дату. Празднования у нас проходят так.
Сначала вывешивается объявление о грядущем молебне.
Подготовка к нему – это особое дело.
Сестры собираются заранее, наводят чистоту, заботятся о столах, то есть приносят разные вкусности.
Потом приходят Владыка Пантелеимон, другие батюшки, гости.
Служится молебен, и все садятся за большой, красиво накрытый стол. Начинается угощение и долгий, интересный разговор.
Примечательно, что сестры не боятся задавать Владыке непростые вопросы. Так за праздничным столом можно обсудить вместе всё, что лежит на сердце. Да, наш Владыка считается строгим духовником, но от него всегда можно получить любящий, снисходительный ответ.

«Неразлучники»

Смерти бывают разные, но если больной успеет исповедоваться и причаститься, то перемены видны даже внешне: его лицо светлеет, разглаживается.
И он гораздо более спокойно переходит в иной мир, чем тот, кто перед смертью отрекается от Бога.
Приходилось видеть и такое, – это страшно.
А бывают и чудесные выздоровления.
Вот лежал безнадежный больной – и вдруг он идет по коридору. Это же чудо, человек – живой.

Мне особо запомнилась одна пара пожилых супругов.
Я тогда еще работала в Первой Градской простой медсестрой.
К нам поступила «по экстренной» пожилая женщина, помню, ее звали Софьей Алексеевной.
У нее была серьезная опухоль. Врачи сказали, что нет никакой перспективы, больная обречена.
Софья Алексеевна была на аппарате искусственной вентиляции легких, который «дышал» за нее.
Надежды на то, что ее можно будет экстубировать (то есть отключить от аппарата, чтобы она дышала самостоятельно), уже не было.
А в коридоре стоял ее муж со скорбной кротостью в глазах.
В руке он держал сетчатую авоську, какие продавались в советские годы. В ней была завернутая в газету банка с бульоном.
Этот бульон он сварил для своей жены, не зная, что надежды уже нет.
«Вот, я принес, ей наверно понадобится. Ее же надо будет скоро кормить…» – сказал он мне, и я не смогла выдержать его взгляд.
До сих пор помню, как у меня сердце разрывалось, глядя на него.
Врач, который дежурил в тот день, обратился ко мне: «Что же ты стоишь? Отведи человека в храм, а я подежурю вместо тебя. Ему это сейчас очень нужно».
бы сама не решилась говорить мужу Софьи Алексеевны о храме, но после слов врача стало легче.
«Пойдемте помолимся за нее. Попросите Бога от сердца, своими словами, чтобы Он ей помог», потому что он не знал наизусть никаких молитв.
Мы побыли вместе в храме, и надо было видеть, как он за нее молился…
К вечеру я узнала от врачей, что Софью Алексеевну можно экстубировать. Произошло настоящее чудо.
Ее муж теперь смог войти к ней, посидеть рядом, сказать ей что-то, взять за руку, даже если она без сознания.
Хоть какое-то утешение для него, ведь до этого ему нельзя было даже подойти к ней.

…Через несколько дней Софью Алексеевну уже перевели в отделение, отец Алексий Емельянов смог ее причастить.
Для меня было такое счастье, что она пришла в себя, увиделась с мужем, а уж для него самого...
Они были особые, эти «неразлучники». Несмотря на прогнозы врачей, Софье Алексеевне становилось все лучше, и в итоге ее выписали из больницы.
А через пять лет я в коридоре первой Градской услышала, как кто-то зовет меня: «Рита!» К тому времени я уже была старшей сестрой.
А у нас есть негласное правило: к медсестрам обращаются просто по имени, а к старшей сестре – по имени-отчеству.
Я оглянулась, услышав непривычное уже обращение.

Позади стояла пожилая женщина: «Вы меня не узнаете?»
– «Нет…»
– «Рита, я же Софья Алексеевна».
Это имя было для меня особенным, я сразу вспомнила все. Стала расспрашивать, оказалось, что ее мужа привезли к нам в больницу с тем же самым диагнозом, что был у нее пять лет назад...
И в тот момент, когда она окликнула меня, ему как раз делали операцию. Всё один к одному.
Софья Алексеевна очень просила, чтобы ее мужа после операции причастил тоже отец Алексий Емельянов.
Я ему позвонила, рассказала эту историю. Он приехал, и муж Софьи Алексеевны принял Причастие.
И через какое-то время также благополучно выздоровел, как и она сама. Такая вот удивительная история «неразлучников».
Слава Богу за все.

19.04.2012

В деревне Кузьмино, что в Архангельской области, живет потрясающая женщина, которая, несмотря на весьма преклонный возраст, возводит в деревне… храм

Надежда Вишнякова восстанавливает здание храма Введения Пресвятой Богородицы, построенное в 16 веке, которое сгорело в 1986 году.
Свой труд по восстановлению молитвенного дома Надежда Яковлевна начала 10 лет назад, по благословению епископа Архангельского и Холмогорского Тихона.
Некоторые иконы для молитвенного дома были привезены даже из Иерусалима.
Образ Вседержителя, икона Великомученицы Екатерины и священномученника Власия мироточили.

В 2010 году было получено благословение на восстановление самого храма.
Сейчас уже возведены стены и прихожане собирают деньги на осьмерик, бревна для крыши, главный купол. Два других купола также завершены, а колокола для храма заказала другая местная прихожанка Людмила.
Надежде очень помогают родные – брат, трое детей и четверо внуков, а местные жители и приезжие жертвуют деньги на постройку. Надежда и сама стояла «с кружкой» у Архангельского собора.
Теперь она ездит по благотворителям, показывает им пакет документов — тяжеленную сумку с фотографиями строящегося храма, план храма с написанным на нем благословением епископа, платежные документы о затраченных средствах.
— Я буду рада помощи, — говорит Надежда Виноградова. – Думаю, что люди откликнутся…

16.04.2012
Героически повел себя во время пожара мэр Ньюарка (Нью-Джерси) Кори Брукер.
Задыхаясь в дыму и обжигаясь, он лично вытащил женщину из горящего дома.
«Было страшно. Я думал, что мы оттуда уже не выберемся», – признался 42-летний мэр журналистам после совершения подвига.

Надо отметить, что Кори Брукер – уникальная личность.
Эта уникальность заключается в обычно несвойственной политикам и чиновникам, да и вообще свойственной далеко не всем людям тяге к героическим поступкам.
Мэр уже помогал жителям выбраться из снежных завалов.
Он ездил с полицейскими на вызовы и читал нотации торговцам наркотиками.
Как-то раз лично гнался за грабителем. А теперь вот вынес женщину из огня.

Он увидел пожар, возвращаясь с телевизионного выступления.
Охрана пыталась удержать храбреца, но он бросился на еле слышные крики «Я здесь, я здесь, помогите!».
Это кричала 47-летняя Зина Ходж.
Мэр Брукер взвалил ее на плечи и пронес через горящую кухню.
В это время языки пламени уже лизали крышу дома.
На лестнице герой растерялся. Из-за дыма он ничего не видел.
Но тут его и Зину Ходж выручил детектив Алекс Родригес.

«Был момент, когда я уже разговаривал с Богом», – сказал позже Брукер, борясь с приступами кашля.
Ему пришлось ехать в больницу, где у мэра обнаружили ожоги второй степени. К тому же, он наглотался дыма.
Состояние Зины Ходж оценивалось как тяжелое.
Она оказалась в палате интенсивной терапии ожогового центра.

Градоначальник, как и подобает истинному герою, утверждал, что ничего особенного он не сделал, и на его месте так поступил бы любой сосед, бросившись на помощь другу (Брукер и Зина Ходж живут по соседству).

«Я не ощущал никакой храбрости, я чувствовал ужас», – откровенничал с журналистами Кори Брукер.
Даже критики мэра Брукера, которые называют его «Story Booker», что можно вольно перевести, как «заказчик историй», имея в виду стремление мэра к стяжанию общенациональной славы, в то время как дела в Ньюарке идут очень плохо, на сей раз, пусть и ворчливо, но похвалили смельчака.
«Я высоко ценю то, что сделал мэр, но в этом городе людям нужна работа, – сказала Джоан Миллер, которая, кстати, живет в том же районе, что и Брукер. – Вот, в каком герое нуждается наш город».

Тем не менее, у Брукера в США многотысячная армия поклонников.
В Твиттере они называют его Суперменом и призывают перейти от устранения неурядиц местного значения к глобальным вопросам – допустим, разрешить корейский ракетный кризис или баллотироваться в президенты.

11.04.2012
Вивьен Лимайр из Сан-Чарльза штата Миссури всего один год, а ей поставлен диагноз – поликистозная. Это серьезное заболевание почек.

Девочке срочно нужна операция по пересадке донорской почки.
Деньги, которые будут собраны благодаря проекту фонда «PEACE» помогут родителям девочки покрыть расходы на трансплантат, операцию и последующее лечение.
Четыре раза в неделю девочку привозят в госпиталь для гемодиализа.
С 40-минутным проездом до госпиталя каждый раз эта процедура занимает 4 часа.
Вивьен уже начинает говорить, она любит играть игрушками и смеется, когда слышит музыку.

Стоимость трансплантата часто превышает 500 000 долларов, и потому многие семьи не в состоянии вынести финансовое бремя подобной операции. Ассоциация детской трансплантации является национальной благотворительной организацией, которая организовывает общественность для сбора средств на нужды пациентов, ожидающих операцию по пересадке органов.
Сейчас волонтеры занимаются сбором денег для Вивьен.
По последним данным, мужчина, пожелавший остаться неизвестным, пожертвовал малышке свою единственную почку.

10.07.2012
Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл выразил соболезнования супруге подполковника полиции Вячеслава Горбунова, погибшего при спасении пострадавших от наводнения в г. Крымске.
«Промысл Божий ведет каждого из нас к рубежам вечности особыми путями. Подвиг Вашего супруга, отважно поспешившего на помощь тонущим людям, является подлинным образцом мужества и жертвенной любви к ближним, к которой призывает нас Господь Иисус Христос: "Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих" (Ин. 15:13)», — отмечается в послании Предстоятеля Русской Церкви.

Святейший Патриарх Кирилл удостоил В. Горбунова ордена святого благоверного князя Димитрия Донского I степени (посмертно). Этим орденом награждаются священнослужители, военачальники, ветераны Великой Отечественной войны и иные лица, проявившие мужество при защите Отечества, а также внесшие вклад в развитие взаимодействия между Русской Православной Церковью и армией.

Патриаршее соболезнование супруге подполковника полиции Вячеслава Горбунова, погибшего при спасении пострадавших от наводнения в г. Крымске

10.07.2012
Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл выразил соболезнования супруге подполковника полиции Вячеслава Горбунова, погибшего при спасении пострадавших от наводнения в г. Крымске.
***
О. Горбуновой
Дорогая Оксана!
С глубокой скорбью воспринял я известие о гибели Вашего мужа. Разделяя боль этой утраты, выражаю Вам и Вашим родственникам свои искренние соболезнования.
Промысл Божий ведет каждого из нас к рубежам вечности особыми путями. Подвиг Вашего супруга, отважно поспешившего на помощь тонущим людям, является подлинным образцом мужества и жертвенной любви к ближним, к которой призывает нас Господь Иисус Христос: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15:13).

В знак благоговения перед совершенным Вячеславом поступком считаю правильным удостоить погибшего ордена Дмитрия Донского I степени посмертно.
Возношу горячие молитвы Спасителю об упокоении во Обителях Небесных души новопреставленного раба Божия Вячеслава. Да вменит Создатель ему подвиг сей в праведность.
С уважением
+КИРИЛЛ, ПАТРИАРХ МОСКОВСКИЙ И ВСЕЯ РУСИ

В ночь потопа в Крымске священнослужители на лодке спасли 50 человек

10.07.2012 КРАСНОДАР
В ночь на 7 июля, когда Крымский район Кубани оказался под водой, некоторые местные жители, рискую жизнью, спасали своих соседей.
Так, одной только "бригаде" местных священнослужителей удалось вытащить из воды почти 50 человек. Милосердие на этом не закончилось - теперь спасенным помогают получить гуманитарную помощь и похоронить тех, кого спасти не удалось.

Крымские священнослужители Александр Карпец, Александр Онищук и Роман Осташевский в ночь наводнения плавали на лодке, забирали людей с затопленных низин и перевозили из в храм на холме.
27-летнего отца Александра Карпеца потоп застал дома.
Он бросился к церкви, куда в тот момент начали стекаться крымчане. Вместе с прихожанами отец Александр быстро подготовил надувную лодку и на ней отправился в рейд по затопленному городу, сообщает Life News.

"Первым делом мы спустились к Казанскому храму, расположенному в низине. Ведь там находились пожилые сторож и свечница, не умеющая плавать", - вспоминает отец Александр. - К тому моменту, когда мы добрались до церкви, вода затопила храм на пять метров".

Батюшка помог старикам добраться до лодки и перевез их на возвышенность.
Всю ночь на ветхой лодочке, освящая путь карманным фонариком, священник подбирал всех потерпевших.
За ночь ему и другим священнослужителям удалось перевезти из затопленных мест на возвышенность больше 50 горожан.

Одной из спасенных отцом Александром стала 80-летняя Клавдия Высочина.
"Я только что и сумела - залезть на сундук, приготовилась умирать, но Бог спас.
Смотрю: подплывает лодка, в ней сидит отец Александр. Он меня туда и затащил", - рассказала старушка "Известиям".

Сами священнослужители подчеркивают, что на лодках ходили и священники, и гражданские, и специально просили журналистов похвалить гражданских, а не батюшек:
"Священники и гражданские плавали на лодках, вынимали людей из домов, снимали с деревьев.
Гражданские три раза ходили на лодке.
Даже ее продырявили, и стариков снимали, и здоровых людей", - рассказал изданию "Православие и мир" настоятель Свято-Михаило-Архангельского храма Крымска отец Сергий Карпец.

Свято-Михайло-Архангельский храм остался единственным православным приходом, где можно достойно проводить погибших в мир иной.
В понедельник на отпевание записано 16 человек.
Во вторник будет около тридцати, пишет "Комсомольская правда".
"Все по мере того, как люди находят тела родственников", - говорит отец Александр, не переставая носить воду и продукты в организованный при приходе штаб помощи.

"И большая просьба, - сразу после отпевания обращаются к родственникам священники. - Когда поминать будете - без спиртного. Потому что это горе и скорбь. Негоже в такой момент душу веселить..."

31.07.2012 АФОН
В сербском афонском монастыре Хиландар скончался самый старший по возрасту святогорский монах – схимонах Иоанн Хиландарский, сообщает официальный сайт Сербской Православной Церкви.
Схимонах Иоанн Хиландарский скончался в воскресенье, 29 июля 2012 г., на 104 году жизни в метохе монастыря Хиландар — Мило Арсенице.

Отец Иоанн (в миру — Витомир Радоичич) родился в 1908 г. в г. Гроцка близ Белграда.
С детства он отличался набожностью.
Во время Второй мировой войны воевал в Сербском добровольческом корпусе.
В конце войны эмигрировал в Италию, затем в Англию.
На протяжении многих лет часто посещал сербский монастырь на Афоне и помогал обители, а после смерти свой супруги принял в нем монашеский постриг.

Отец Иоанн входил в число значительной группы хиландарских монахов, которые пришли в монастырь из эмиграции и укрепили братство.
Во время войны в Хиландаре, как и на всем Афоне, число насельников резко сократилось:
в Хиландаре было всего несколько старцев, и над обителью нависла угроза закрытия.
Несколько сербских иерархов, в том числе — епископ Жичский св. Николай (Велимирович), обратились к сербам с призывом прийти в монастырь и спасти его от закрытия.
Среди отозвавшихся был и Витомир Радоичич.

С момента прихода в монастырь о. Иоанн старательно исполнял возложенные на него послушания и во время Великого поста 2007 г. сподобился принять великую схиму.
Отец Иоанн хорошо знал сербские песни и считался хорошим исполнителем и сочинителем песен.
Также он написал несколько книг, самая известная из которых — «Чужеземец», где он воспел человеческую честность и красоту простой жизни.
Отец Иоанн был похоронен в монастыре Хиландар 30 июля 2012 г.

17.04.2012
Семьи выживших людей и жертв катастрофы в прошедшее воскресенье отметили 100-летие с того дня, как затонул «Титаник».
Многие из них приняли участие в специальном круизе с остановкой в том самом месте, где 15 апреля 1912 года затонул печально знаменитый корабль.
Более 1 500 пассажиров и членов команды погибли, когда огромный океанический лайнер, который считался непотопляемым, ударился об айсберг и менее чем за 3 часа ушел под воду.
До сих пор живут рассказы о проявлении героизма среди жертв катастрофы, и среди них история пастора Джона Харпера.
Свои последние минуты жизни Харпер потратил на спасение душ и привел как минимум одного человека к Христу.
Харпер служил пастором в церквях Глазго и Лондона и на роковом корабле плыл на открытие новой церкви.
Когда произошло столкновение «Титаника» с айсбергом, Харпер посадил свою 6-летнюю дочь в спасательную лодку, но сам сесть отказался, несмотря на то, что был единственным родителем девочки.
Затем он вернулся к пассажирам, чтобы говорить с ними об Иисусе Христе. После того, как один из них отказался принять спасение, пастор отдал ему свой спасательный жилет со словами: «Ты нуждаешься в нем больше, чем я». Даже после того, как корабль затонул, пастор, пока мог, подплывал к людям и умолял их отдать жизнь Христу.

Один из выживших позже рассказал, как сначала отказался от предложения Харпера, но все же принял Иисуса через несколько минут, когда пастор вновь подплыл к нему со словами: «Поверь в Господа Иисуса и спасешься». Этого человека подобрала вернувшаяся спасательная лодка, и позже он рассказал свою историю в церкви Онтарио, завершив ее словами:
«Я стал последним новообращенным Джона Харпера».

Сегодня в г. Макеевка Донецкой области Украины прославляют в лике святых схимонаха Илию (Ганжу).
О самой его жизни известно немного: пришел в Макеевку в 1937 году, будучи уже столетним старцем.
До этого подвизался в Ильинском скиту на Святой Горе Афон, позже, возможно, — в Свято-Успенской Киево-Печерской лавре.
Своего угла не имел, жил у верующих людей — то в одном доме, то в другом.
Много молился. Помогал людям.
Все его предсказания сбывались.
Преставился на Страстной Седмице в 1946 году, похоронен в Макеевке.

8 мая этого года решением Священного Синода Украинской Православной Церкви схимонах Илия (Ганжа) причислен к лику святых преподобных, а 28 мая состоялось обретение его мощей.
За биографией в несколько строк стоят годы внешне трудной, но внутренне радостной и исполненной глубокого смысла жизни человека, искренне любящего Бога и ближних.
Лучше всего об этой жизни могут рассказать те, кто знал отца Илию, имел возможность поговорить с ним, спросить совета, попросить молитв.
Дадим слово этим людям.

Рассказывает Александра Игнатьевна Богданович: «Однажды, когда схимонах Илья жил в семье Романовых, милиция нагрянула неожиданно.
Старец увидел входящего во двор милиционера, вошёл в комнатушку, которая от других комнат отделялась только занавеской, даже двери не было, и сказал: «Вы только не говорите обо мне и не волнуйтесь — сюда он не войдёт».
Милиционер вошёл в дом:
«Где у вас тут монах прячется?»

«Никто у нас не прячется», — ответили хозяева.
Милиционер стал искать: весь дом обошёл и осмотрел, заглядывал даже под стол; под кровать; в шкафы; опять обошёл все комнаты…
А Илья стоял рядом, за занавеской, и молился.
В эту комнату милиционер и не заглянул, он её как будто и не видел, — так и ушёл ни с чем».

Многие люди свидетельствуют:
«Старец Илья молился непрестанно»; «Бог слышал молитвы схимонаха Ильи и исполнял все его просьбы»; «Он был сильным молитвенником, и Господь вознаградил Илью даром чудотворения».

М.В. Карагодина так описывала подвижника:
«Был отец Илья широкоплечим и бодрым; при ходьбе опирался на палочку, но не горбился, был даже стройным.
Носил часто светлый подрясник и сам был очень чистоплотным.
Жалостливый и добрый к людям, он как будто весь светился».

Правый глаз у схимонаха Илии всегда был прикрыт веком — об этом упоминают многие очевидцы, считая, что он был с одним глазом.

Надежда Сергеевна Кириченко рассказывает:
«Схимонах Илья был худощавым; здоровьем, наверное, был слабый, старенький ведь — уж 100 лет ему было; один глаз у него всегда был закрыт; наверное, одного глаза у него не было.
Но на фотографиях он почему-то получался с двумя нормальными глазами. Почему так — не знаю».

Клавдия Герасимовна, часто и много беседовавшая со старцем, объяснила:
«Оба глаза у Ильи были нормальными и здоровыми.
Он сам прикрывал один глаз и говорил:
«На этот мир достаточно смотреть и одним глазом».
На окнах, где он жил, всегда были густые занавески.

Надежда Ивановна Телегина, в семье которой старец жил долгое время, говорит, что принимал отец Илия людей с большой любовью; обращался к людям обычно так:
«Ну что, дорогие мои?» или «Мои дорогие!» или «Дорогие вы мои!».

«И голос был у него особенный, — вспоминает Надежда Ивановна, — у мужчин голоса — низкие, а у стариков ещё и хриплые, а у отца Ильи, хоть и мужской голос, но очень добрый, ласковый, даже нежный какой-то, словом, блаженный…
Но это не мешало ему говорить людям строго и грозно, когда они того заслуживали, но даже когда старец произносил что-то грозное и обличительное, ни в голосе, ни в словах не было злости, никогда».

Подтверждает эти слова и свидетельница-очевидица Н.С. Андрющенко:
«Когда схимонах Илья жил в нашем доме, все члены семьи видели, как много он молился.
Людей к нему шло много, встречал старец всех всегда ласково; сначала молился, а потом разговаривал, вернее, отвечал на волнующие пришедших вопросы, не спрашивая часто ни о чём.

Если на пришедших не было креста, схимонах сразу это обнаруживал, хотя пришедшие были одеты и покрыты, — и называл их «басурманки».
Когда обличал в плохих делах, говорил — «негодяйки».

Но даже те, кого старец так, далеко не ласково, называл, говорили, что здесь было больше отцовского жаления, даже его скорби по этим «негодяйкам», чем гнева: те, кому адресованы были такие неласковые слова старца, совсем не ощущали обиды, а — только боль родного, доброго отца за плохие поступки детей».

Надежда Сергеевна Кириченко рассказала следующее:
«Когда я познакомилась с очень хорошим парнем, и он предложил мне выйти за него замуж, мы пошли за благословением к Илье.
Отец Илья согласился, что парень действительно очень хороший, а замуж за него не благословил.
Тогда мы с моим женихом стали уговаривать старца благословить наш брак. Илья так ласково посмотрел на нас и говорит: «Если уж так хотите — благословлю через 3 месяца».
Через 3 месяца парень этот, разгружая вагон у себя на работе, зацепился тулупом за проходящий состав.
Пытался освободиться — не успел и, попав под поезд, погиб».

Рассказывает Вера Павловна Прошкина о своей мачехе, женщине неверующей, пустой и очень злобной: «Била меня мачеха чем попало, поленом даже била. А за что? Ни за что! Просто злая была очень…
Вот прослышала однажды мачеха моя от людей, что есть такой монах — старец Илья, и чудотворец, и прозорливый; что много людей к нему ходит.
Пошла и мачеха моя к прозорливцу… Возвратилась домой и молчит.
Её спрашивают: «Ну что, была у старца? Что ж ты молчишь?»
А она отвечает: «Да что там рассказывать?! Говорили: мудрый — мудрый…
А он мне какую-то чепуху сказал… Говорит: «Трава — ты! Трава и есть!»

Надежда Ивановна Телегина делится воспоминаниями:
«Сестра моя Анастасия узнала, что муж ее после плена находится в Магадане. Муж её сам прислал ей письмо из Магадана.
Анастасия решила ехать к нему, да денег на дорогу не было.
Вот наша мать и пошла к Илье спросить, ехать ли Анастасии или не ехать.
Старец ехать не благословил, отец Илья сказал о сестре:
«С чем поедет — с тем и приедет».
Но опять же: мы за благословением обращаемся, а сами не слушаем — делаем по-своему…
Сестра не послушала старца — поехала.
Приехала, а муж себе новую жену нашёл.
Но Анастасия уезжать не захотела, сняла квартиру в надежде, что муж вернётся. Муж не вернулся…
Анастасия нагоревалась там вдоволь, да и потом вернулась домой ни с чем».

«Однажды как-то моя двоюродная сестра Евдокия, которая жила в другом доме, пролежала всю ночь в своей постели и не уснула: всё лежала да думала, а думы у неё были горькие, тяжёлые, даже страшные.
Наступило утро.
Встала Евдокия с постели и к нам пришла: проходит мимо старца (всего один только раз мимо него прошла), а отец Илья вдруг ей и говорит:
«Хватит тебе, Евдокия, ходить, остановись! А то ты сегодня ночью где только не побывала: и блудила, и вешалась, и под поездом побыла!»

А Евдокия никуда не ходила ночью; ни разу даже не поднялась; в постели своей лежала, только мысли были плохими, страшными.
Схимонах Илья открыл все её тайные страшные помыслы…
Действительно, Евдокия ночью, лёжа на кровати, думала о своём ухажёре, который заставлял её страдать душой; всю ночь она провела в страстных, греховных мыслях.
И решение своих проблем Евдокия увидела в самоубийстве: повеситься или броситься под поезд».

Прасковья Федоровна Сухина свидетельствует:
«Схимонах Илья вообще как-то особенно трогательно, душевно относился к шахтёрам за их опасный, тяжёлый труд; жалел шахтёров и молился о них Господу.
Вот и Дуся уходила на шахту, а старец, как отец о дочери, молился всегда о ней Богу.

Однажды вернулась Евдокия домой из шахты, а отец Илья говорит ей:
«Дуся! А я сегодня у вас на шахте был: пришёл, попросил шахтёрскую одежду, лампу, и спустили меня в шахту.
А у вас вагон перекинулся, и десятник вас ругал».
Евдокия ничего не могла понять: старец рассказал ей, что произошло сегодня в шахте, в её смене; рассказал так, будто действительно опускался в шахту и эту аварию видел своими глазами.

Отец Илья так подробно и точно описал происшедшую в шахте аварию, что Евдокия поверила, что схимонах-старец, которому было уже за 100 лет, принимавший людей, часто сидя на своей кроватке, седой и слабенький, действительно побывал в шахте.
Только позже Евдокия поняла, что старец Илья — прозорливый, и что аварию, как и многое другое, он видел духовными очами».
«Одна наша знакомая, — вспоминает Иван Ульянович Генераленко, — пошла к старцу, а он и говорит:
«У тебя дети есть, ты их жалеешь, учишь их танцам да пляскам, а к Богу не привлекаешь; а вере не учишь — большой грех детям своим делаешь!
Жизнь на земле — временна, а ты забываешь, что уйдёшь в вечность и ты, и твои дети».

«А другая женщина, — продолжает он, — тоже собралась к схимонаху Илье сходить, а в гостинец решила молока взять.
Молока ей было не жаль, но посуды подходящей, чтобы молока налить и старцу понести, не было, кроме одного графинчика.
Графинчик как раз был удобным, чтобы молоко отнести, но его было жаль.
И решила женщина молока не нести: молока не жаль, а вот графинчика жалко. Ничего не взяла. Пошла к Илье.
Вошла и говорит: «Ой, отец Илья, я — без гостинчика…»
А старец и говорит:
«А я знаю: молока не жалко тебе, графинчика жалко.
Графинчик ты пожалела, а вот жизни своей не жалеешь. Что старичку молока принести пожалела, не так страшно!
Страшно, что ты Бога не почитаешь! Что о молоке да о графинчике толковать? Безбожницей ты на свете живешь, — вот, что страшно!»

Был очень печальный случай (правда, единственный), когда небольшая семья, жившая в просторном доме, дала приют схимонаху Илье в крошечном флигеле в их же дворе, а потом выгнала старца на улицу.
Дочь того самого отца семейства, который выгнал когда-то схимонаха из флигелька, продает на рынке овощи, выращенные на собственном огороде.
«К отцу Илье, — начала свой рассказ женщина, — текло много народа: каждый нёс старцу какой-то гостинец.
Но отец Илья ел вообще очень мало.

Этими приношениями старец кормил людей, которые шли к нему; много оставалось и нам, всей нашей семье — при нём у нас и сметана была, и хлеб, и картошка.
Но однажды сестра написала из Москвы, что приедет домой; только жить с нами вместе она не захотела, пожелала жить в этом флигельке, где Илья жил.
И отец наш взял и выгнал старца на улицу.

Старец не сопротивлялся, только попросил дать ему малое время, чтобы найти себе кров, но отец наш почему-то очень грубо, даже с ругательствами немедленно выгнал его на улицу.
И вот прошло уже 60 лет, — женщина, рассказывая это, плакала, — а ни у кого из нашего семейства, ни у кого из всего рода нашего, счастья нет!

Ну, всё у нас плохо! Одни несчастья преследуют нас!
Не знаю: может, Бог за него нас наказывает, только очень мы все несчастные. Вот даже сегодня: стояла на рынке, стояла, а продать ничего не могу.
Рядом у всех покупают, а у меня и кабачки лучше — и не берут.
Даже на хлеб не заработала…
Отца нашего давно на свете нет, внуки у нас уже и правнуки — и у всех жизнь наперекос!
Может, пойти к нему, к схимонаху Илье, на могилу и попросить прощения?!
Мы ни разу не были. Даже не знаем, где могила. Но мы узнаем. Надо, наверное, узнать и сходить — попросить прощения…»

«А однажды был такой случай, — рассказала Валентина Ивановна Жукова, — одной женщине приснился сон, который ее встревожил, решила она пойти к схимонаху Илье, чтобы старец сон её разгадал.
Пришла женщина к старцу, а схимонах ни о каком сне не стал слушать, а заговорил сам:
«А ты, «добрая женщина», людям молоко водой разбавляешь — а потом продаёшь воду пополам с молоком, а сама-то сметаной питаешься (женщина эта имела две коровы, жила зажиточно, сытой жизнью; а людей обманывала).
Это сейчас ты — как сыр в масле купаешься, а умрешь с голоду…»

М.В. Карагодина рассказала, что с её дядей, произошёл случай, который не вызывает никаких сомнений, что схимонах Илья был истинно прозорливым и чудотворцем:
«Когда наш дядя Ваня уходил на фронт, он пошёл к отцу Илье, чтобы благословил его Божий человек, на войну ведь идёт…
Отец Илья ласково его принял, помолился Господу и благословил.

Стал дядя Ваня прощаться да уходить, а старец вдруг ему и говорит: «А ты ложку взять не забыл?»
«Что взять?» — удивлённо переспросил дядя.
«Ложку не забыл? Возьми-возьми ложку, не забудь!» — несколько раз повторил отец Илья, что показалось нашему дяде Ване просто шуткой.
На фронте дядя Ваня был определён на полевую кухню, и всю войну на этой самой кухне каши варил, так что ложка ему как раз очень пригодилась.
Не раз вспоминал солдат, как схимонах Илья его на фронт провожал.
Домой вернулся после войны дядя Ваня живым и невредимым.

Но рассказал нам из фронтовой жизни одно приключившееся с ними там, на войне, чудо:
«Вот случай был у нас на фронте: шли мы, солдаты, с техникой, продвигались по лесу, да и застряли в трясине… Как глянули: кругом — болото. Признаюсь: тоскливо стало!
«Господи, — думаю, — ведь Илья, Божий человек, на фронт благословил, — не может быть, чтобы погибли!..»
Смотрим: вдруг откуда-то появился седой, беленький весь, старичок, в точности похожий на Илью.
И повёл нас этот старичок, идя впереди всех, и вывел нас из трясины на дорогу. Да сразу потом и пропал.
Хватились: а где же старичок-то, что спас нас? А его и нет! Вывел, спас и пропал.
Илья это был, настоящий наш Илья! Только как он мог на фронте оказаться? Вот это — чудо!»

Анна Яковлевна рассказывает еще об одном чуде, произошедшем во время Великой Отечественной войны:
«Муж мой был на фронте. Вдруг получаю я похоронку — извещение о гибели мужа…
Тогда ещё об Илье я не знала.
И вот в скорби своей я вдруг узнаю от верующих людей, что есть в Макеевке такой монах-схимник, большой молитвенник.
В моём горе я не знала, что мне теперь делать, как теперь жить — и, узнав о старце, побежала к нему…
Зачем побежала — сама не знаю, горе было моё такое большое, что справиться сама я бы с ним не смогла, надеялась на его духовную поддержку.

Добрый и удивительный старец выслушал моё горе, строго посмотрел на меня и сказал:
«Ходи в церковь, усердно молись, причащайся каждое воскресенье — вернётся твой муж!»

Схимонах Илья не оставил нам напечатанных поучений своих, но вся его смиренная жизнь в Господе, его наставления людям преобразовывали людей из далёких от Бога, от духовной жизни, — в людей новых, истинно верующих в Господа…
Анна Яковлевна приступила к молитве, посту, готовясь к Причастию…

Шла война… Отцы, мужья и братья ушли на фронт.
Женщины же, чтобы где-то достать хлеба, крупы, хоть какой-нибудь еды и тем самым спасти своих детей от голода, рискуя собственной жизнью, цепляясь за идущие вагоны «товарняков», ехали куда-нибудь, чтобы выменять свои лучшие вещи на кусок хлеба.
А у Анны Яковлевны была корова, единственная во время войны добрая кормилица.

Но наша рассказчица поверила словам старца и, неся в сердце надежду на милосердие Божие, готовилась каждую неделю, чтобы в воскресенье причаститься…
Она постилась, когда единственной пищей в доме было молоко…
«Я ходила всё время в церковь, постилась, молилась и причащалась.
Я слушалась Илью, всё делала, как сказал старец.
И, уже имея на руках похоронку, вдруг получаю письмо… от мужа.
Вот чудо-то! Я причащалась — и муж мой ожил!

Он писал:
«В бою меня контузило, 7 суток лежал, присыпанный землёй.
Фронт продвинулся, наши бойцы ушли, меня они не нашли, т.к. я был землёй засыпан.
Подобрали местные жители, потом поместили в американский госпиталь, в котором меня, действительно, вернули к жизни».
С войны муж вернулся, умер он уже в старости, когда ему 73 года было».

Александра Игнатьевна Богданович рассказывает о чуде, которое произошло в юности именно с ней:
о чудесном исцелении, когда больница отправила девушку домой умирать; и о том, что именно этот несчастный случай стал причиной первой встречи со схимонахом Ильёй.

«Было это в ноябре 1943 года, когда шла война.
Разорвался бак с кипятком, — и я получила страшный ожог лица и половины тела.
В больнице поставили диагноз: «нагноение ожоговых ран» — и лечить отказались; сказали, чтобы забирали домой.
«Она,- сказали врачи,- всё равно умрёт».

Я была молоденькой девушкой.
И вот привезли меня мои родные домой умирать.
Моя мама всю ночь плакала и молилась Матери Божией, скорой нашей Заступнице.
Молилась мама Царице Небесной, всю надежду на Неё возложила:
«Спаси, Матерь Божия, спаси умирающую дочь!»

И услышала Царица Небесная!
Утром в дом к нам пришли незнакомые нам верующие люди и рассказали маме, что есть в нашем городе Макеевке такой монах-схимник Илья, которого очень слышит Бог.
Люди эти добрые сообщили матери адрес, где в то время жил старец.
Мама побежала к нему…
Отец Илья помолился, потом говорит маме:
«Иди спокойно домой. Не волнуйся совсем — придет в ваш дом женщина, принесёт лекарство. Выздоровеет дочка полностью.
Только не забывай молиться Богу и Матери Божьей! И благодарить Господа и Царицу Небесную никогда не забывайте! Иди с Богом!»

Действительно, по посёлку разнеслась весть о тяжело больной девушке, которую привезли домой умирать.
Какая-то женщина, услышав об этом, сама пришла в наш дом и принесла эмульсию.
Стали мазать меня этой эмульсией — всё прошло: не осталось ни рубцов, ни следов ожогов».

Галина Самсоновна Колодяжная сама старца Илию не знала, но о нем ей рассказывала соседка бабушка Оля:
«Из рассказа бабушки Оли об Илье помню совсем немного.
Когда Илья жил в их семье, бабушка Оля, будучи тогда ещё совсем молоденькой, стала однажды свидетельницей вот какого случая.

Шла война. Старец Илья ходил по двору дома…
Вдруг какой-то молодой немец остановился, прицелился и выстрелил в схимонаха из пистолета, а сам при этом что-то злобно приговаривал.
И хотя немец выстрелил из очень близкого расстояния — он промахнулся.
Сразу же выстрелил вторично — и промахнулся опять.
Ещё выстрелил — и опять промахнулся.

Видимо, немца взял азарт:
он уже не мимоходом стрелял, а стоял — целился — стрелял — и промахивался.
Тогда немец вытаращил глаза и спрашивает отца Илью: «Ты кто?»

Бабушка Оля говорила, что немцы Илью уважали и считали его святым».
Разным людям преподобный Илия давал разные наставления.

Но всем приходившим к нему говорил слова, которые обращены и к каждому из нас:
«В воскресенье и в праздники дома не сиди! В храм иди! И всё у тебя будет хорошо!»

Согласно сообщению агентства "Ромфея" и французского православного сайта "Оrthodoxie", греческий архимандрит Гервасий Иоаннис (Раптопулос) номинирован в числе других лиц на Нобелевскую премию мира, вручение которой состоится в ближайшее время.

Прозванный «святым заключенных» отец Гервасий посвятил свою жизнь жертвенной помощи бедным и заключенным в тюрьмах.

За 35 лет своего служения он способствовал освобождению более чем 15 000 заключенных.
Свою помощь находящимся в узах архимандрит осуществляет с помощью Братства св. Ксении, которого он основал специально с этой целью.

Недавно отец Гервасий сумел буквально преобразить душу крупного преступника из Греции, отбывавшего наказание в Румынии: после того, как его посетил отец Гервасий, который провел с ним беседы, рецидивист попросился на Гору Афон, чтобы стать там монахом.
Находясь еще в настоящее время в тюрьме, он, тем не менее, уже живет монашеской жизнью, исполняя ежедневное иноческое правило и отмечая различные церковные праздники.

Вроде простые люди, не священники, не начальники, а на них держится наша церковь. Мечта...
_______

Виталий Степанович сидел на ступеньках приходского домика, «караулки» по местному, так как на этом месте будка сторожа когда то стояла.
Сидел и строгал немецким ножиком длинную палку, на конце которой была укреплена металлическая загогулина, чем то напоминающая головной убор Дровосека из мультика об изумрудном городе.
 Ножик был точно немецким, так как взял его наш регент у Харитоныча, стоявшего рядом.
 Харитоныч, как всем известно, был из тех дедов у которых ничего и никогда не пропадает, а так же не меняется с тех пор, как он с войны вернулся.
Дед ножик этот трофейный берег, внукам и правнукам в руки не давал, а вот Виталию Степановичу попользоваться разрешил, так как тот тоже воевал.
И хотя, по мнению Харитоныча, музыкальная рота, в которой последний год войны провел регент и не войска вовсе, но все же к ветеранам дед Степановича причислил.

На мой вопрос, что это за сачок с железякой, Харитоныч отмахнулся, мол, не мешай, а Виталий Степанович диаконовским распевом выдал: «и заключиша врата храма, и погасиша светильники, и фимиамом не кадиша, и всесожжений не принесо-о-о-ша…»

Я сделал вид, что все понял и отправился в свою келью, располагающуюся в этой же караулке, не с намерением подумать и узнать, чего мои деды мастерят, а поспать часика два перед вечерней субботней службой.

********

Нужно сказать, что Виталий Степанович был не просто регент , а регент с такой жизненной историей, что по ней можно отследить всю послевоенную судьбу всей православной Церкви на территории Советского Союза находящейся.
 Не было такой государственной деятельности в отношении тех, кто в храм ходит и лоб крестит, которая бы его не коснулась.
Да и практически всех церковных событий он был или свидетелем, или участником.


Родился Виталий Степанович в потомственной семье священника и путь ему был предрешен поповский, от которого он и не собирался отказываться, хотя ходил в советскую школу и, естественно, был мишенью всех предвоенных атеистических атак и насмешек.
В Бога наш будущий регент верил и доказательств существования Всевышнего не искал, так как мир без Бога не представлял.

Для молодого и шустрого Виталика, как вспоминал его отец, богослужение началось с тех лет, как он только встал на ноги. Научившись дома ходить от кровати к столу и обратно он в первое же храмовое воскресенье, увидев открытые царские врата, поднялся со ступеньки солеи, куда сажали его во время литургии, и направился «по прямой» к отцу, готовящегося к Великому входу.
Пока хватились остановить мальчишку, тот уже добрался до отца и схватился, дабы не упасть, за фелонь.
 Дары выносили втроем.
Впереди старенький пономарь со свечей, затем отец священник с потиром и дискосом, а в завершении ковыляющий и еще путающийся в ногах Виталий.

- По-архиерейски вошел, — рассудили церковные бабушки и предрекли малышу большое церковное будущие.
Так бы оно, наверное, и было, если бы не война.
Она временные рамки изменила, людей повыбивала, а вот церкви, особенно на оккупированных территориях открыла.

Нашего будущего регента в армию призвали уже в конце 44-го.
В музыкальной роте 4-го Украинского фронта, он оказался не только по причине того, что мог играть на всем, что имеет струны и клавиши, но и из за того, что обладал идеальным слухом.
Музыкальный военный путь начался еще в «учебке» по подготовке младшего командного состава, куда зачисляли всех имевших среднее образование.

Дневалил как-то Виталий Степанович у взводной палатки, отдаленный гул приближающейся машины услышал и тут же доложил:
- Товарищ старшина, комполка едет.
Старшина удивился. Машины из-за пригорка перед подразделением никак разглядеть нельзя было.
- Почему комполка?
- Потому что ре диез, — тут же ответствовал Виталий Степанович, — Ошибки быть не может.
Держать в пехоте такое сокровище в конце войны пожалели и отправили его в «музчасть», с которой и дошел Виталий Степанович до Праги, а затем еще 18 месяцев после победы играл и пел для своих и союзников.

Вернулся домой Виталий на Покров 1946 года и сразу же женился. Благо невест тогда намного было больше, чем женихов.
 Война свое дело сделала.

Отец Виталия отговаривал сына от столь скоропалительной женитьбы.
Чувствовало священническое сердце, что из бойкой, охочей до веселья и непоседливой невесты никак матушки не получится, хоть и крестик на шее присутствует.
Не послушался наш будущий регент отца. Еще до поста рождественского обвенчал их батюшка.

Военное лихолетье уходило в прошлое, но надвигалось иное, изначально каждому не заметное, а вот священнические семьи непосредственно коснувшиеся.
Все больше требовательных бумаг приходило на приходы из властных Советов, все жестче требования, всё конкретнее запреты.
Через год после поступления Виталия Степановича на епархиальные двухгодичные богословские курсы начали настойчиво теребить в комиссиях и комитетах его жену.
 Изначально просили отговорить мужа от церковной учебы и будущей священнической стези, а затем, когда стало ясно, что убедить не получится, началось запугивание.
- Ты молодая, красивая и активная с мракобесами себя связала, с отживающим элементом нашего общества живешь… Народ коммунизм строит, а ты в стороне остаешься. Не будет ни тебе, ни твоему ребенку ожидаемому никакого счастья.
И добились своего.

Не смогла молодая женщина такой натиск перетерпеть, да и веры особой не было.
 И когда в роддом заявилась целая группа «активистов» с обещаниями светлых социалистических будней, с ворохом столь дефицитных в те времена пеленок, и двумя кусками настоящего детского мыла, неокрепшая в вере (да и была ли она?!) душа молодой матери дрогнула.

«Прошу развести меня с моим мужем Виталием, так как я хочу быть активным строителем светлого будущего нашего народа и не разделяю религиозные взгляды своего супруга. Прошу помочь мне воспитать ребенка таким человеком, как требует наша партия и правительство» — именно так было написано в заявлении в поселковый совет.

Долго на столе советского начальника эта страшная бумага не пролежала.
На второй день развод был оформлен.
Завернула молодая мать сына в пеленки, представителями светлого будущего подаренные, нехитрый свой скарб у свекра находящийся в сундук сложила и в общежитие, к подругам подалась.
 Охал отец Виталия Степановича, умолял сына подождать, по-доброму все решить, да Бога не гневить.
 Плакала матушка-свекруха, куда же ты мальца то забираешь….
Но под воротами церковного дома уже стояла, услужливая присланная телега из Совета, которая и доставила «мужественную мать, разорвавшую связь с отжившим миром», как писала вскоре местная газета, туда, где «живут и трудятся лучшие представители советской молодежи».

По всем правилам и канонам мог Виталий Степанович священником стать, даже в разведенном состоянии, но иначе все сложилось….
Любил он жену, которая от него отреклась, а еще сильнее страдал, что сына родного даже видеть не может.
Власть быстро «позаботилась», чтобы получил брошенный молодой отец скорое предписание об обязательной оплате алиментов, а вместе с исполнительным листом и решение суда запрещающие свидание с сыном.

Не выдержал Виталий. Замелькала его выцветшая армейская гимнастерка с двумя наградными колодками и трофейным аккордеоном за плечами у мест злачных.
В то время на возрождение шахт Донбасса много народу в степи донецкие согнали.
Кого по своей воле, кого «добровольно-принудительно» и все больше женского пола.
 Да и где мужиков то брать после войны?

Гармонист всегда первый парень на деревне, а аккордеонист, который может играть все, что закажут, причем с такими коленцами и музыкальными вздохами, что и в филармонии не услышишь, всегда на виду и постоянно востребован.
Закружила нелегкая молодого Виталия. Тут тебе и танцы, и водка, и девки бойкие…

И двух месяцев не прошло, как получил епархиальный архиерей строгую бумагу из областного комитета по делам религий.
В бумаге той значилось, что учащийся епархиальных курсов, такой то такой то, ведет себя недостойно, водку пьет и аморальностью запачкан.
За перечнем прегрешений следовало чуть ли не церковное определение, что в соответствии с канонами и правилами Церкви священнослужителем он быть не может…

Два года крутило Виталия Степановича нелегкая, пока не проснулся он однажды рано утром в чужой хате, в которую неизвестно как попал.
 Проснулся от шума в соседней комнате.
Женские голоса разбудили, причем один голос, который постарше, упрекал и негодовал, а второй, помоложе, оправдывался и огрызался.
Послушал Виталий эту бесконечную, да громкую перебранку бабью, в охапку свой аккордеона взял, да тихо в утренний предрассвет вышел.

Прохладно было.
С недалекой речки тянуло сыростью, петухи отбивали очередную зорьку, им уже начинали вторить просыпающиеся птицы.
 По сторонам огляделся Виталий, попытался вспомнить, как он сюда попал, но память отказывалась, что-либо объяснять.
В голове лишь стучали тяжелые молоточки боли. Или греха? Бог весть.

Опомнился от бездумной тяжести Виталий Степанович лишь тогда, когда тропинка резко оборвалась небольшой калиткой, в длинном, уходящем в мокрый туман, плетне.
За калиткой, на фоне высоких елей стояла небольшая церковь.
- Наваждение, — подумал Виталий, и резюмировал – догулялся.

Церковь не была наваждением, как не был призраком и седой старый священник, стоящий у ее дверей.
Виталий поднялся по ступенькам деревянной паперти, поставил аккордеон на лавку, поклонился священнику и попросил:
- Благословите, батюшка.
Тот размашисто перекрестил:
- Во имя Отца, и Сына и Святаго Духа, — а затем добавил, — ну пойдем, раб Божий Виталий, утреню с тобой послужим. Чай еще не забыл, как службу править?

Почему-то Виталий не удивился.
Он просто пошел вслед за священником, поклонился и поцеловал вслед за батюшкой две центральные аналойные иконы и свернул направо, к клиросу, который располагался рядом с алтарной солеей.

Через много лет рассказывал мне, молодому священнику, Виталий Степанович события того утра.
О том, как он сам, впервые зайдя в этот храм, безошибочно взял с нужной полки, нужные для Утрени богослужебные книги, как раскрыл их именно на том дне, который служился, как читал сквозь слезы шестопсалмие и как навзрыд заплакал, когда священник возгласил «Бог Господь и явися нам, благословен грядый во имя Господне!».
Он плакал, а старенький, прошедший все испытания горького XX века, священник, по-отцовски, положил руку на его кудри, молился.

После службы была долгая исповедь, а затем не менее долгий разговор. Вернее, это было наставление умудренного жизненным и духовным опытом старца, который при каждом возражении и жалобе кающегося Виталия повторял:
- Будь смелым. Ты же солдат, медальки вон получил, а здесь трусишь… Бог смелым в деле праведном всегда благоволит.
На жалобы Виталия, что он все потерял, рассердился батюшка:
- У тебя Бог есть, родители дома убиваются, тебя ждут, а ты трусил и в храм зайти, и отцу родному, священнику Божьему, пойти в ноги поклониться…
Так и состоялось возвращение и в храм, и в жизнь.

Долгая она была, жизнь эта.
 И архиерейским хором командовал, и в ссылку в дальние приходы отсылали, за то, что говорил все, как думал, где ему одновременно и регентом, и клиросом и пономарем с алтарником в единственном числе быть доводилось; и сына своего в люди вывел и к Богу привел.
При всех же неудачах и нестроениях, когда припечет, заколет или смутит, любил Виталий Степанович слова старца-священника повторять:
- Бог, смелым в деле праведном, всегда благоволит…

*******

На вечернюю службу Виталий Степанович вместе с Харитонычем разожгли в храме паникадило.
 Оно древнее у нас, с лампадами настоящими, не муляжом электрическим.
 Разжечь его целая проблема. Надобно вниз на цепи опустить, затем аккуратно поднять, а весу в нем около восьми пудов.
Только на праздники и зажигали, да и то не на все….

Здесь же, под рядовое воскресенье, настоящий полиелей… и иллюминация.
Уставился я вопросительно на «всезаженное» паникадило, тупо не понимая, как эти два старика, смогли его вдвоем вниз опустить и наверх поднять.
Ничего разумного не придумывалось. Пока Харитоныч не признался, а Виталий Степанович не похвастался.

Соорудили они длинный шест, на который приделали палку с тем странным сооружением из железа, который я у них давеча видел. Приспособление это могло одной стороной, лампады зажигать, там свечка крепилась, а другой тушить…
На мое восхищение смекалкой, умением и смелым решением, Виталий Степанович лишь ответил:
Бог, смелым в деле праведном, всегда благоволит…

В епархию меня вызвали сразу же после Богоявления.
Зима 1990 года была холодной и снежной. Первый утренний пассажирский автобус до областного центра выходил лишь только тогда, когда шахтные трактора расчистят дорогу.
Владыка об этом, конечно, знал, но вызвал…
Значит, что-то срочное.

Отслужил я к тому времени после рукоположения, аккурат, два месяца, с небольшим хвостиком. Только первые буквы богослужебной практики освоил, да пару литургий самостоятельно осилил.

Призыв священнический в конце 80-х — начале 90-х оригинальный был.
Приходы по епархиям открывались десятками, а священства подготовленного не было.
 Три семинарии на весь СССР чуть больше пятидесяти подготовленных к священству воспитанников в год выпускали, а у дверей каждой епархии многочисленная очередь ходоков из городов и весей: «Дайте священника!».

Поэтому и готовили священство по принципу «взлет-посадка».
И ведь управил Господь: большинство, в тех непростых годах рукоположенных, добрыми пастырями стали, хотя и исключения были. Священническое служение свои искушения и преткновения имеет.
Светскому человеку часто и не понять их.

Одной из таких проблем были сельские храмы, где прихожане сами порушенную церковь восстанавливали или новую строили, а затем «с позиции силы» к правящему архиерею ехали.
- Владыка, давай батюшку, храм пустой стоит и в совете по делам религий мы уже все документы выправили. Не дело, церковь есть, а службы нет.
Сидя в холодном автобусе, не быстро пробирающимся через снежные заносы, я догадывался: перевести меня хотят. Вот только куда?

В городе я был третьим священником. Есть кому подсказать, показать и научить, да и диакон с регентом наличествовали.
Даже если ошибешься – поправят. Общем, служи не тужи, ума разума набирайся.
Естественно, даже перспектива настоятельского ранга на селе особо не радовала и откровенно страшила.

Предчувствие не обмануло.
 Не успел зайти в кабинет архиерейский и благословение у епископа взять, как тут же секретарь епархиальный бумажку мне с Указом: «назначаетесь на настоятельское служение в Свято-Духов храм села Ребриково».
Пока соображал, где это Ребриково находится и что там за приход, владыка мне напутственное слово сказал, отеческое наставление дал и с настоятельским чином поздравил.

На все мои возражения, что, мол, не готов, не умею и не смогу ответ был один:
- Там приход хороший, староста силен, книги служебные есть и бабули службу знают.
- Владыка, — нашел я последний аргумент, так мне говорили, что в Ребриково новый храм, его еще строить и строить, а какой я строитель?

Аргумент не сработал. Епископ был непреклонен.
- Без тебя церковь достроят, ты служи.
И благословил, на «подвиги» настоятельские.

В храме не было полов, и по земле кружилась поземка.
 Крыша присутствовала, но без кровли.
По стропилам рубероид положили, а где его не хватило, шахтным вентиляционным брезентом небо холодное прикрыли.
Алтарь был уже почти «готов».
 В нем настланы полы, а также наличествовали престол, жертвенник, пономарский стол и иконостас.
Престол с жертвенником выглядели почти «канонично», а пономарский стол недавно исполнял кухонные обязанности в чьей-то хате.

Более всего впечатлял иконостас: три простыни натянутые на алюминиевой проволоке, причем средняя из них с разрезом по середине именовались Царскими вратами.
На простынях, то бишь на иконостасной перегородке, были булавками приколоты бумажные иконы.

Эту картину внутреннего убранства я видимо рассматривал со столь трагическим выражением лица, что суетящийся рядом староста даже прекратил рассказывать о дальнейших планах строительства и начал меня уговаривать «трошки» потерпеть.
Мне не хотелось терпеть ни минуты…
Да как же тут служить! – кричало все внутри.

Сзади хлопнула дверь. Обернулся.
В валенках, теплом ватнике, закутанная в большой пуховый платок, вся в снегу и инее, вошла пожилая женщина.
За собой она тащила санки, груженные чем-то тяжелым.

- Зоя! Я же тебе сказал, что на санях приеду и заберу! Чего ты надрываешься? – сокрушенно спросил староста, и добавил, уже ко мне обращаясь:
- Вот, батюшка, в соседнем селе живет и по такому морозу и снегу на санках кирпич за два километра возит.
- Какой кирпич? – не понял я.
- Да старую пристройку у нас в хате разобрали, а кирпич остался, вот и вожу. Глядишь, и хватит на столбики для пола – ответила уже Зоя, и добавила:
- Благословите, батюшка.

Я молча смотрел на санки. На них было двенадцать кирпичей.
Больше просто не вмещалось. Как не вмещалось и у меня в сознании то, что делала эта женщина, и что заставило ее по балкам, снегу, в метель тащить этот груз.
Пока складывал в голове мысли, зашла вторая заснеженная прихожанка, с мешком в руках.
Поздоровалась, благословения попросила, и вытащила из мешка валенки.
- Это, тебе, отец Лександра. Замерзнешь ты завтра на службе в ботиночках своих.
Первую литургию служил на следующий день.
 Вместе с утреней. В холодном храме было человек семьдесят. Почти все исповедовались и причащались.
 Когда причастил народ и на престол потир ставил, рука не хотела разгибаться. Замерзла.
 И не мудрено, в храме градусов десять мороза.
Чуть не заплакал.



Вышел из алтаря, а меня бабушки окружили, чтобы спасибо сказать и уговорить:
- Ты, батюшка, не горюй. Сретение скоро, а там тепло, весна. Достроим мы церкву. Не бросай только нас…
И каждая к себе домой приглашает. Отобедать, да согреться.

Вот тогда и дошло до меня, священника молодого, да неопытного, что такое жены-мироносицы.
 По Евангелию я знал, кто это такие, а вот, что наяву с ними познакомлюсь, никогда не предполагал.

Имена многих людей, помогших когда-либо нам на нашем жизненном пути известны только Богу. Помяни их, Господи, во Царствии Твоем!  Мечта...
_________________________

Вечером мы собирались «на лавочке».
 Место это такое у дома Коли Малиновского.
 Дом старый, войну переживший и от шумной улицы высоким каменным собором огороженный и кустами сирени прикрытый.
Там стол стоял с двумя лавочками, местными доминошниками сооруженный.
К вечеру любители забить «козла» пенсионного возраста отдыхать расходились, уступая место молодому поколению «портянки».
 Портянкой наш район назывался по причине его расположения вдоль не утихающей ни днем, ни ночью улицы Портовой.

Иногда и мы домино баловались, но больше все же разговоры разговаривали, да по «Спидоле» или только что появившимся «Вэф»-ам, как Высоцкий  пел, «контру ФРГ» слушали.
Западные станции нещадно глушились, поэтому местные умельцы перестраивали нам коротковолновые диапазоны на частоты, где «глушилки» часто не работали.

Сама политика, как таковая, нас интересовала постольку-поскольку, а вот музыкальные программы Севы Новгородцева из Би-Би-Си да рок обзоры «Голоса Америки» были нашими.
Мы их даже всеми возможными способами на ленточные магнитофоны записывали.

Сева Новгородцев из Лондона в 23.30 по субботам всегда в эфире вещал и музыкальные новинки рассказывал, а в полночь после новостей какой-то священник о Боге говорил, что было, конечно, любопытно, но не столь интересно.
Наверное, так бы и приглушали мы звук после Севиной передачи, но как-то он всю программу рок-опере «Иисус Христос Суперзвезда» посвятил и так вдохновенно сюжет пересказывал, что стало ясно — в головах наших полное отсутствие знаний библейских. Обидное открытие и досадное.

Нет, о религии нам в школе, конечно, рассказывали, естественно, как о пережитке и полной ненужности, но то, что Христос может стать героем в рок-опере, было непонятным, а так как Сева пользовался безусловной репутацией, решили мы лондонского попа слушать, авось просветит…

После двух-трех передач четко определилось: надо бы почитать Библию  и Евангелие.
О том, что это одна книга мы еще не предполагали, как, впрочем, и не знали, что найти, в начале 70-х, в Ростове Библию не так просто.

На книжной толкучке в парке у областного драмтеатра, где не только менялись книжками, но можно было «из-под полы» приобрести практически все, что издавалось и в СССР, и «за бугром», на наш вопрос: «Где приобрести Библию?» — нас откомандировали к завсегдатаю ростовского книжного бомонда, сухонькому старичку со странным именем Порфирий.
Порфирий благосклонно выслушал, внимательно на нас посмотрел и изрек:
— Царская — пятьсот, современная — триста пятьдесят.

По тем временам подобные цифры стоимости книги кого угодно могли ввести в ступор, а для нас они вообще казались фантастическими.
Да и как не казаться, если месячная зарплата у тех из нас, кто работал, не превышала 120–140 рублей, а кто в ранге студенческом пребывал — стипендии разве что на пирожок с компотом и проезд до институту хватало?
Решили в церковь пойти.

В ростовском соборе было малолюдно, прохладно и тускло. Служба уже окончилась.
У темных икон горели свечи. Незаметные бабушки мыли каменные плиты пола.
Слева, у длинного стола с продуктами, стоял священник с каким-то парнишкой, в темном до пят облачении.
Священник бесконечно читал имена с маленьких книжечек, а его помощник складывал их в длинные ячейки странных ящиков, похожих на перевернутые полки.

Подойти к священнику постеснялись, да и занят он, поэтому обратились к женщине, продающей свечи и крестики.
Она, как и Порфирий на книжном рынке, внимательно выслушала и, пристально нас рассмотрев, ответила:
— Ребята, Библий мы не продаем. У бабушек своих поспрашивайте…

Бабушек имели все. Иконы в их домах и квартирах были, а вот Библия… Уж нам то, внукам, и не знать, чего у бабушки есть и чего нету?
Хотя, когда подумали и перебрали родственников, все же решили Библию по селам и станицам поискать. Может и сохранилась у кого.

Через неделю Витька Рыбак принес на экспертизу толстую книжку с крестом, написанную непонятным языком, как выяснилось позже — на церковнославянском. Фолиант именовался странным названием «Тріодь Постная».
Общими усилиями разобрались, что перевернутая английская «дубль вэ» означает «О», но понять, чего такое — «триодь», не смогли.

Помог «Словарь атеиста», где популярно разъяснялось, что это богослужебная книга, которую поют и читают на службах во время великого поста, а также говорилось, что во времена этих постов тысячи наших предков изнывали от голода и болезней.
Еще в словаре было написано, что Триодь эта по библейским текстам составлена, но что толку расшифровывать отрывки на непонятном языке, не зная их смысла?

Дома, на вопрос к родителям, где Библию почитать — странный взгляд без комментариев и пожатие плечами.
Странно.
Солженицына вкупе с Войновичем и Аксеновым, да и прочими писателями-диссидентами, за которых из института выгоняли и на пять лет на БАМ высылали, найти для нас проблемы не было, а вот Библия оказалась книгой недоступной.

Приближались майские праздники, три дня выходных.
Все вместе, а нас пятеро друзей было, отвертелись всеми правдами и неправдами от первомайской демонстрации и несения знамен с лозунгами и отправились по широкому после весеннего половодья Дону в дальнее село, в устье реки на острове расположенное. Мы туда всегда на рыбалку ездили.
Отцы наши на это дело всегда положительно смотрели, и лодку моторную выпросить у них проблем не составляло.

Там, за селом, в донских ериках и заводях можно было не только хорошей рыбы наловить, но еще и аборигенами себя почувствовать.
Вокруг — только камыши да ивы с лозняком на островах. Днем птиц разноголосье, а вечером тишина первозданная.
Даже лягушки замолкают.
Если бы не комары донимающие — чистый рай. Мы так и назвали свой островок — Рай.
Наверное, у каждого из нас есть такое место, где кроме тебя самого и друзей самых близких никого видеть не хочется. Таким для нас этот Рай был.

В селе докупили продуктов. Дров у знакомого рыбака за пол-литра выменяли.
Майские ночи на Дону еще прохладные, хворостом не обогреешься. Долили в лодочный мотор бензина — и в Рай…

Еще на подходе к острову услышали запах дыма, а затем и два удилища увидели.
Они над камышами торчали как признак того, что наша робинзонада приказала долго жить.
И точно.
На любимом островке, которому от силы сто метров в длину да тридцать в ширину, в заливчике, куда так любили на утренней зорьки донские чебаки заходить, сидел пожилой мужик с небольшой окладистой бородой и читал толстую книгу.
Увидев нас, он приветственно помахал рукой, мол, подходите, места хватит.
Наши кислые лица, видно, ничего ему не говорили, хотя мы даже и не поздоровались.
Да и как здороваться с оккупантом?

Дело шло к вечеру, искать иной остров уже было некогда.
Да и где его в этих зарослях найдешь?
Выгрузились. Палатку установили. Стали снасти разбирать да костерок разжигать.
Коля Малиновский, как самый главный и ответственный, все же решил к оккупанту подойти.
Ведь, как не злись, ночевать вместе придется.

— Дед, клюет рыбка-то? — вместо «здрасьте» спросил Николай.
— Да Бог весть, сынок, может, и клюет, — ответил дед, и продолжал, — я вот поймал три штуки, мне хватит на ужин.
И точно, мы сразу обратили внимание, что старик все это время на поплавки не смотрел. Уткнулся в свою книгу и головы не поднимает.
— Что, книжка интересная? — решил до конца разобраться Николай.
— Интересная, — односложно ответил старик, а затем взглянул на нас добрым, располагающим доверием взглядом, и добавил:
— Про вас, сынки, книжка написана. Про апостолов.

Разговор получался насколько странным, настолько и интересным. Мы все к старику подошли.
— Это почему же про нас, дед? — не вытерпел Витька Рыбак.
— И чего это мы апостолы? — спросил я.
Дед усмехнулся, еще раз осмотрел нас добрыми глазами и ответил:
— Так апостолы рыбаками были. И тоже сетью рыбу ловили. Вечером в море уходили, к утру с уловом были. Про это в книжке прописано, — указал дед на толстый фолиант в зеленой обложке.
— Какой еще книжке? — не унимался Витька.
— Да в Библии, — просто ответил дед.
У Коли Малиновского, кроме «ух ты!», повседневно ироничные еврейские глаза стали среднерусскими, а у нас остальных физиономии выражали такое удивление, что наш собеседник рассмеялся.
Смех у него был странным. Располагающий такой смех. После него еще поговорить хочется.

Рассказали мы нашему нежданному соседу, перешедшему из ипостаси «оккупанта» в ранг интереснейшего собеседника, как мы долго в Ростове Библию искали, как ее почитать хотели.
— Почитать мало, апостолы вы мои, — ответил старик, — Ею бы жить надо.
— Это как? — не понял я.
— Долгий разговор, сынки. А мне собираться надобно, пока совсем не стемнело.

Старик вытащил из воды кукан с тремя небольшими сазанчиками, смотал удочки и потянул за веревку, которую мы в траве и не приметили.
Из прибрежного камыша выскользнула небольшая лодка. Погрузив свой улов и снасти, старик обернулся к нам и просто сказал:
— Возьмите, сынки, книжку. Она вам сейчас нужна, а мне, как кажется, уже без надобности.
Мы, ничего не понимая, молча провожали старика.
Только спросили у него, где он живет-то, чтобы Библию после отдыха нашего завезти.
— Да тут, рядышком, — ответил старик и назвал село, куда мы заходили за продуктами.

Все три дня мы по очереди вслух читали Библию. Нет, рыбу тоже ловили и по утрам друг друга будили словами: «Вставай, апостол», но все же главной была Книга.
Возвращались через три дня. У сельского причала женщины белье полоскали.
Спросили у них, где тут дед живет с бородкой, добрый такой?
Женщины удивленно на нас посмотрели, а одна из них заплакала.
— Нету уже деда вашего, ребята, в обед похоронили…

Много лет прошло, но слова этого деда: «Возьмите, сынки, книжку. Она вам сейчас нужна, а мне, как кажется, уже без надобности» — я помню.
А вот как звали его, мы так и не спросили…